Письма (1870)

"Король Лир" Тургенева мне совсем не понравился. Напыщенная и пустая вещь. Тон низок. О, выписавшиеся помещики! Ей-богу, не из зависти говорю.

Вы говорите, что интересная для Вас минута пришла. Но теперь именно такое время настает, что чем дальше, тем интереснее для нашего направления.

Все-то меня не то что забыли, а вроде того, что забросили. Здоров ли А<поллон> Николаев<ич> Майков? (14)

Здесь очень много столпилось русских. На этой неделе все собрались (собственной инициативой) и послали адресс канцлеру по поводу 19 октября. Адресс написал им я.

До свидания, многоуважаемый Николай Николаевич, не забывайте меня и верьте моим искренним чувствам к Вам. Неужели мы скоро свидимся? Как хочется в Россию. Анна Григорьевна больна по России. До свидания, дорогой Николай Николаевич.

Ваш Федор Достоевский.

Р. S. Анна Григорьевна Вам кланяется.

(1) было начато: о<беспоили>

(2) было: вполне окончить

(3) было: даже свыше

(4) далее было: наверно

(5) вместо: всех шести - было: них

(6) было: выпиши<те>

(7) далее было: если не очень красноречиво

(8) ближайшие вписано

(9) Будущность ... ... направлению вписано. К этому тексту примеч. Достоевского: "Этого только Ваш прозорливый Тургенев не видит. Не соглашусь с Вами в его прозорливости".

(10) вместо: помещать было начато: ст<авить>

(11) далее было начато: Од<ин?>

(12) вместо: так резко - было начато: ре<зко>

(13) далее было: Эта

(14) далее было начато: Если ув<идите>

402. A. H. МАЙКОВУ 15 (27) декабря 1870. Дрезден

Дрезден 15/27 декабря/1870.

Давно не писали мы друг другу, дорогой и любезнейший Аполлон Николаевич. Не знаю, не сердитесь ли Вы за что-нибудь на меня? Кажется, за что бы? Вернее же всего, что виновато долгое мое отсутствие. Между тем (так как скоро наступит время, что и я расплюнусь с заграницей и возвращусь домой) вспоминается и мечтается сильно о прежних друзьях и товарищах. Как-то встретимся, что-то перескажем друг другу и какими друг другу покажемся? Одним словом, предчувствую наступление нового периода жизни и волнуюсь. Анна Григорьевна даже больна тоской по родине. Но увы, никаким образом не смог устроить возвращения осенью. Приеду к 1-му мая 1871, и что бы там ни было! Разумеется, не без надежд устроить дела, хоть наполовину. Но всё это еще в будущем. Одно несомненно - что срока возвращения не переменю.

Живу я теперь ужасно. Если б не работа денная и нощная, то очумел бы с тоски. Здоровье по-прежнему. Одно мучает: прихварывает Анна Григорьевна. Дочка здорова и весела. Работу навалил на себя почти сверх сил. Задумав огромный роман (с направлением - дикое для меня дело), полагал сначала, что слажу легко. И что же? Переменил чуть не десять редакций и увидал, что тема oblige, a поэтому ужасно стал к роману моему мнителен. Еле-еле окончил первую часть (большую, в 10 листов, а всех частей 4) и отослал. Думаю, что сильно неказиста и неэффектна. С первой части даже и угадать нельзя будет читателю, куда я клоню и во что обратится действие. В "Р<усском> вестнике" отозвались благосклонно. Название романа "Бесы" (всё те же "бесы", о которых писал Вам как-то) с эпиграфом из Евангелия. Хочу высказаться вполне открыто и не заигрывая с молодым поколением. А впрочем, в письме ничего не расскажешь.

Жаль, что я не сдержал слова в "Зарю". Если поступят со мною гуманно и не обругают подлецом, то заслужу "Заре" в свое время. Невозможно рассчитать всё по нитке вперед. Знал (1) ли я, что в целый год и 10-ти листов не напишу? Оторваться от "Русского вестника" до срока не могу. Да и, начав одно, нельзя перейти к другому.

Аполлон Николаевич, я к Вам с величайшею просьбою, но не подумайте, что из-за нужды только стал писать к Вам. Просьба моя огромная; не имею никого, кому бы мог довериться в этом деле. (2) А оно так для меня важно, что в нем, при известном обороте, может заключаться в близком будущем или беда для меня, или разрешение большей части моих затруднений.