Читаем Письма 1886-1917 полностью

Однако, усталый от треволнения, я заснул преспокойно, со сладкой перспективой, что на следующий день праздник и можно спать хоть до 12 часов. В последнем я не ошибся и проснулся как раз в это время. На дворе опять слякоть, гадость, благодаря которой папаня не выдержал в Любимовке и приехал в Москву. С этого дня дом немного оживился, и я стал не один. Сижу все время дома, даже больше, чем папаша, который в последнее время стал выезжать – в Любимовку к Нюше; вчера, например, он был у Владимира Дмитриевича Коншина. Я последовал его примеру только два раза и был раз у Шидловских, другой – у Володи в Любимовке. Там я нашел всех в полном здравии. Паша – очень любезная хозяйка, так же как и Володя. Шура – шалит, Коля старается ему подражать и делает громадные успехи в бегании5.

Я собрался ехать к Нюше, но в тот момент нагрянула к Володе греческая семья Милиоти, так что я остался и выслушивал жалобы Константина Юрьевича о том, что у него нет аппетита6. За все это время ему только раз захотелось есть, но Поля, как назло, ему помешала. В бульоне он находит заднюю ногу мухи, и аппетит пропадает. В другой раз ему подают перец, там он отыскивает мушиный глаз – опять проголодал. Все это он рассказывал, пока Володя наводил на него свой фотографический аппарат, но, как назло, тень от Константина Юрьевича носа портила все дело, и он тщетно вертел голову и вправо, и вверх, и вниз – ничего не помогало. В это время приехала Нюша, которая показалась мне молодцом. Она ходит до сих пор, весела и смеется над своей круглотой. Однако я слишком далеко уехал от Москвы, вернусь назад к папане.

Нельзя сказать, чтобы он хандрил. Особенно в последние дни,- он шутит, хохочет над Елизаветой Ивановной и злоупотребляет твоим отсутствием, чтобы спать после обеда в самых невозможных позах. Я ему не мешаю, так как отлично понимаю всю прелесть этого сна. Папаня склоняется на наши увещания и, вероятно, в воскресенье отправится в Самару, где лично расскажет все, что я не успел досказать.

Следя за самарской корреспонденцией, я прочитывал твои письма к папаше. С особой горечью приходилось пробегать те строчки, в которых ты пишешь обо мне, или те, где ты советуешь папаше ездить к Володе, Нюше, но только не оставаться со мной. Вероятно, ты опасаешься вредного влияния с моей стороны. Я старался объяснить эти приписки твоими расстроенными нервами, так как иначе я не могу понять, чем я заслужил так больно режущие самолюбие приписки.

Прощай, милая мамочка. Целую тебя.

К. Алексеев

Поцелуй от меня Любу, Борю, Пашу, Маню, няню, Петра, Лидии Егоровне мой поклон. Не пиши ответа на это письмо, так как все равно все твои письма к папаше я читаю. Только не пиши в них того, чего я не заслужил.

Кокося


13. З. С. Соколовой


Лето - осень 1888

Москва


Зинавиха!


Пишу тебе совершенно откровенно, почему я бы желал участия вашего в наших спектаклях.

1) Из всех артисток-любительниц, которых я перевидал, я знаю только тебя как очень талантливую, умеющую играть не тривиально, а грациозно, могущую справиться с ответственной ролью, умеющую поддержать тон и давать его тем лицам, с которыми ты играешь. Другой актрисы с этими достоинствами ни у нас, нигде нет. То же скажу и о Костеньке1.

2) Участие ваше в первом спектакле важно для меня (кроме того, что вы хорошие исполнители) и в смысле рекламы. Ты не знаешь, насколько наши домашние спектакли популярны. Лица, которые не были в наших спектаклях, слышали о нас и знают нас всех по именам. Например, Васильев – критик, Гольцев, который спрашивал про "Микадо"2, Котов. Далее. Наша обстановка и роскошь настолько всем известны, что мое имя, как заведующего сценой, заставляет ожидать чего-то чудесного. Теперь представь, что наша труппа, настолько популярная (особенно среди артистов Малого театра, которые у нас членами), почти полным своим составом с первого же спектакля войдет в наше Общество и пополнится серьезными и избранными артистами. Вся та масса публики, которая перебывала у нас, будет в Обществе, и плюс те лица, которые слыхали о нас, но не могли пробраться в наш дом. Алекс. Влад. будет нашим всегдашним гостем, за ней потянутся Мамонтовы, Якунчиковы, Третьяковы, Сапожниковы, Кукины, Ценкеры, Штекеры 3 и т. д. и т. д.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное