Письма 1886-1917

476*. А. Н. Бенуа

14 декабря 1914

Москва

Дорогой Александр Николаевич!

Я хотел сделать лучше, а вышло — хуже.

Мне остается извиняться, что я и делаю.

Я думал распахать душу Гейрота, т. е. размять воск для лепки, растереть краски для писания картины.

Эту черную работу я умею делать только своими, долгими годами выработанными средствами. Если это Вам мешает, готов еще больше сузить свою роль до обязанностей простого репетитора ¹. Но для этого мне надо иметь точные Ваши указания.

Я прекращаю репетиции — до Вашего извещения. Желательно было бы, чтобы Вы назначили репетицию с Вами завтра, в понедельник, так как со вторника я присяжный заседатель, а там уже и праздники, и, таким образом, до 7 января мы можем очутиться в воздухе, не зная, как и над чем нам работать.

Не знаю, как звучит мое письмо, но прошу Вас верить тому, что оно лишено всякой обиды и дурного чувства.

Ваш К. Алексеев

1914-14-XII

Если Вы решите сделать репетицию завтра, то позвоните по телефону Дмитрию Лубенину (27–84) и велите вызвать Гейрота и меня. Куда? Или ко мне на квартиру (не раньше 1 1/2 ч. дня), или в театр, или в студию (тоже в это же время (1 1/2 ч. Дня)).

К. Алексеев

477*. Вл. И. Немировичу-Данченко

9 января 1915

Москва

Дорогой Владимир Иванович!

Я всегда очень рад говорить с Вами и, как мне казалось, бываю откровенным в этих свиданиях и переговорах ¹. Поэтому я не очень понял Ваш упрек относительно недоверия. Если это касается моего заявления о том, что я не верю в возможность полного перерождения наших стариков и дела, то ведь это не ново для Вас, так как и сами Вы уже давно высказываете ту же мысль. Я думаю, что обновление дела может пройти только через молодое поколение, как это бывает и в жизни. И эта мысль не нова, так как я ее уже проповедую годами. В остальном мне решительно нечего ни скрывать, ни сомневаться. Поэтому, повторяю, я не очень понимаю Ваше письмо и Ваше отношение ко мне в течение всего года.

Даю Вам слово, что я, больше чем когда-нибудь, стараюсь держать себя в руках, отворачиваюсь от того, с чем не мирится моя душа, запираюсь в своей уборной, стараюсь безропотно исполнять все, что мне предписывают, и не даю распускаться своим нервам, которые, как никогда, пришли в отвратительное состояние. Все это я делаю под впечатлением войны, т. е. стараюсь делать именно то, о чем Вы писали в телеграмме. Очень огорчен тем, что, очевидно, мне это не удается.

Когда свидание? Каждый вечер (кроме 15 января, когда у меня назначено одно деловое свидание) я играю или участвую в концерте. Значит, можно говорить только о дне. Завтра — уже поздно, в воскресенье утром я играю, а вечером в концерте ². В понедельник я мог бы быть свободен, но так как накануне у меня очень тяжелый день и я буду плохо спать, хотелось бы назначить свидание не очень рано, в 1 1/2 или в 2 часа дня. Буду ждать Ваших извещений.

Искренно любящий Вас

К. Алексеев

9/I-1915

478*. К. М. Бабанину

23 марта 915

23 марта 1915

Москва

Милый и дорогой Константин Михайлович!

Воистину воскресе!

Спасибо за память и за письмо. Теперь каждая весточка о своих особенно дорога. Жена, Игорь, Кира шлют Вам приветы. Часто мысленно думаем о Вас и о других товарищах, а теперь, кроме того, и наших защитниках ¹. И все наши театральные горести при мысли о вас всех становятся маленькими, не важными.

Пушкинский спектакль обложили с особой злобой и ядом, а меня даже освистал какой-то футурист, очевидно. Публика, перед которой я играю уже 25 лет, даже и не протестовала. Было очень больно, но я тотчас вспомнил о вас всех, и всю обиду как рукой сняло. Что сказать Вам о Пушкинском спектакле. Много красивого и хорошего. Громоздки декорации. Спектакль тяжеловат. Не у всех удачны роли и образы. Еще тяжело переживается, отчего лишние паузы и стих пропадает. Моя роль Сальери совсем сырая, и даже рисунок не определен. В один спектакль я его играю в одном гриме — доброго борца за искусство и бессознательно завидующего. В другом играю с новым гримом — ревнивца с демонизмом, вызывающего бога. Работа была большая, трудная.

Ну, да хранит Вас господь. Здесь настроение бодрое и вера в победу непоколебимая. Дай бог только, чтоб она пришла поскорее.

Обнимаю Вас, а семья шлет приветы.

Ваш К. Алексеев (Станиславский)

479. М. Г. Савиной

28 марта 915

28 марта 1915

Москва

Глубокоуважаемая и дорогая Мария Гавриловна!