Письма 1886-1917

⁵Богданов-Бельский Николай Петрович (1868–1945) — художник, член Товарищества передвижных художественных выставок (с 1895 по 1918 г.). Написал портрет А. Р. Артема и подарил его Художественному театру.

173

¹ Возобновление «Одиноких» с В. И. Качаловым в роли Иоганнеса было крупным событием в жизни Художественного театра.

² Режиссерский план «Вишневого сада», написанный Станиславским, хранится в Музее МХАТ (архив КС).

174

¹ 10 ноября 1903 г. Чехов писал Станиславскому: «Вообще, пожалуйста, насчет декораций не стесняйтесь, я подчиняюсь Вам, изумляюсь и обыкновенно сижу у Вас в театре разинув рот. Тут и разговоров быть не может; что Вы ни сделаете, все будет прекрасно, во сто раз лучше всего того, что я мог бы придумать» (Полн. собр. соч. и писем, т. XX, стр. 180–181).

² В. И. Качалов репетировал и играл роль Пети Трофимова.

³ До того как А. Р. Артем создал оригинальный и верный образ старого лакея Фирса в «Вишневом саде», он на репетициях невольно повторял краски ранее сыгранной роли древнего старца Курюкова из спектакля «Царь Федор Иоаннович».

175

¹ «Если поезд можно показать без шума, без единого звука, то — валяйте», — соглашался Чехов в письме от 23 ноября 1903 г. (Полн. собр. соч. и писем, т. XX, стр. 190). В спектакле этой постановочной детали не было.

² «Дорогой Константин Сергеевич, сенокос бывает обыкновенно 20–25 июня, в это время коростель, кажется, уже не кричит, лягушки тоже уже умолкают к этому времени. Кричит только иволга», — отвечал Чехов (там же, стр. 189).

176

Год устанавливается по упоминанию «Вишневого сада», число и месяц — по спектаклю «Дядя Ваня», который шел 23 ноября 1903 г.

¹ Веселовский Алексей Николаевич (1843–1918) — профессор, историк литературы; В. В. Лужский делал профессора Серебрякова в «Дяде Ване» несколько похожим на Веселовского.

177*

¹ Еще не видев Станиславского в роли Брута, В. В. Котляревская писала ему: «Вы играете в тех тонах и теми приемами, которыми будут играть, но которыми пока играете Вы один, первый: пройдет 20 лет, и все заиграют по-Вашему, а теперь это ново, чуждо и непонятно… Вы прокладываете новую дорогу (м. б., иногда оступаясь и спотыкаясь)… Вам суждено в каждом Вашем новом шаге вперед быть временно не понятым» (Музей МХАТ, архив КС).

² Чехов спорил с театром о трактовке пьесы: «С чем он [А. П. Чехов] до самой смерти примириться не мог, — писал Станиславский, — это с тем, что его „Три сестры“, а впоследствии „Вишневый сад“ — тяжелая драма русской жизни. Он был искренно убежден, что это была веселая комедия, почти водевиль» («А. П. Чехов в Художественном театре», Собр. соч., т. 5, стр. 348–349).

После просмотренных репетиций, накануне премьеры, Чехов писал: «Пьеса моя пойдет, кажется, 17 января: успеха особенного не жду, дело идет вяло». Так воспринимал автор еще не готовый спектакль, который стал одним из лучших созданий Художественного театра.

«Антон Павлович умер, так и не дождавшись настоящего успеха, своего последнего благоуханного произведения», — сожалел К. С. Станиславский.

³ В газетах появились статьи, в которых пересматривалась первоначальная отрицательная оценка исполнения Станиславским роли Брута; так, например, Матов (С. С. Мамонтов) писал: «Теперь… Станиславский играет Брута во всеоружии своего недюжинного ума и дарования, и играет превосходно. О созданном им образе Брута прежде всего надо сказать знаменательными словами его врага — „это был человек!“» («Русское слово» от 27 октября 1903 г.).

Положительный отзыв Валерия Лясковского появился в «Русском слове» 11 декабря 1903 г.

Глубже всех проник в замысел Станиславского Л. А. Сулержицкий: «Вы, Вашей игрой, превратили эту прекрасную, но холодную античную статую в живого человека, облекли его в плоть и кровь, согрели его страданием и заставили его сойти со своего недосягаемого каменного пьедестала в сердца людей. Вы сделали его достоянием жизни… Пишу это не Алексееву, которого совсем не знаю, пишу не как знакомый, а как зритель, которому хочется слиться с актером… Пишу тому Станиславскому, который уже не раз поддерживал и укреплял людей в вере в „человека“» (Музей МХАТ, архив КС).

Через несколько дней, 17 ноября 1903 г., посмотрев еще раз спектакль, Сулержицкий писал: «Прекрасно и прекрасно… Не верьте, дорогой К. С., никому, кто не в восторге от исполнения Брута… Эту игру, Вашего Брута, люди не успевают оценить в театре. Там слишком много блеску, света, „настоящего Рима“, слишком много шума и движения, увлекательного, красивого движения, за что великое спасибо Владимиру Ивановичу; но когда человек придет домой и будет ложиться спать, тогда только выплывет у него… Брут, трогательный, чистый Брут. Он не даст покоя и будет живым упреком для совести всякого… А сбило Вас то, что ожидали большего одобрения… А то иногда чувствуется, что Вы не то что робеете, а не доверяете себе. Этого у Вас в Бруте не должно быть!» (там же).