Еще секундочку! Вот что мне хотелось бы еще сказать. Я пришел к выводу, что должен обращаться с тобой мягче и с большей любовью, чем прежде. До настоящего времени я не уделял тебе должного внимания! Иногда я просто по-свински вел себя по отношению к тебе! Ты имеешь право на всю любовь, которую мы, отец и дети, можем дать тебе.
Твой
Любимая.
К настоящему моменту, сейчас 16.00, в партийной канцелярии только две комнаты приведены в рабочее состояние, то есть в них есть окна и двери. Работа практически остановилась, мюнхенский поезд пока не прибыл, а это означает, что я не получал почту! Полчаса назад включили свет, и это огромное счастье. Час назад в моей комнате вставили новое окно, и теперь она больше напоминает ту комнату, которую ты хорошо знаешь, но отопление по-прежнему не работает, поэтому я сижу в пальто с меховой подкладкой.
Мне сообщили, что сегодня вечером мне выделят спальню в бомбоубежище.
Но как это все незначительно по сравнению с бедственным положением на Востоке! Горят деревни; жителей, не успевших спрятаться в лесах, расстреливают или иным способом доводят до смерти, женщин, прежде чем убить, насилуют.
Не удается стабилизировать положение на фронте. Мы, правда, бросили кое-какие резервы, но у русских огромное превосходство в танках, пушках и тяжелом оружии всех видов, и против них бессильно даже самое отчаянное и решительное сопротивление фольксштурма!
Русские уже создали плацдармы на Одере южнее Вризена и рядом с Кюстрином! Можешь представить, сколько проблем приходится решать фюреру, и их становится все больше с тех пор, как на Западном фронте нас отбросили на позиции, которые мы удерживали в начале декабря, а англичане и американцы уже готовят новое наступление! Похоже, что самая тяжелая фаза еще впереди.
Я бы не писал тебе об этом, если бы не знал, что имею в твоем лице очень смелого и понимающего товарища, настоящего национал-социалиста. Ведь я могу писать тебе обо всем абсолютно откровенно и сообщать, каким отчаянным в действительности является наше положение, поскольку я знаю, что ты, как и я, никогда не утратишь веру в окончательную победу.
Именно по этой причине в эти трудные дни я осознал, какое сокровище я нашел в тебе! Теперь я понимаю, насколько неадекватно оценивал тебе в прошлом.
До сих пор я не понимал, как важно иметь такого стойкого национал-социалиста, как моя жена, такого спутника жизни, мою возлюбленную и мать моих детей, и при этом я не был по-настоящему признателен счастливой судьбе, подарившей мне тебя и детей. Теперь я понимаю, как должен благодарить свою счастливую судьбу. В эти дни, полные тревог и волнений, я ощущаю это с особой силой. Ты, моя любимая, самая красивая, ты действительно сокровище моей жизни!
Твой
...Вчера и сегодня мне звонила фрау Троост[107]
; она может говорить часами, и любой ответ дает ей новую тему для разговора!Фрау Троост считает, что большой зал в Бергхофе должен быть перекрашен, потому что без картин будет выглядеть ужасно. Она знает, сказала фрау Троост, что фюрер отдал распоряжение ничего не делать. Но стены будут выглядеть ужасно, если их не покрасить, а это совсем не сложно, с работой можно справиться за несколько дней, и фюрер, скорее всего, этого даже не заметит. Конечно, лучше сделать это прямо сейчас, пока маляры еще здесь... [Нет. Из-за гостей, родителей Браун.] Она уже говорила об этом с Гельмутом, сказала фрау Троост, но ничего не вышло. Сегодня у меня не замолкая звонит телефон. Звонила фрау Шауб, чтобы узнать, все ли у тебя в порядке; она узнала от фрау Винтер[108]
, что рейхсканцелярия была объята пламенем. [Чушь!]Потом позвонила фрау Винтер. Энгель, сказала она, ждет звонка, а его все нет, поэтому она попыталась дозвониться до рейхсканцелярии, но на телефонной станции ответили, что это невозможно, поскольку рейхсканцелярия горит! Я объяснила ей, что ты ночевал в канцелярии и, конечно, не стал бы этого делать, если бы канцелярия горела. Я рассказала, что все окна выбиты, не было света, воды, но в остальном все хорошо. Похоже, это успокоило ее. Фрау Шауб рассказала, что Шпеер, по разговорам, здесь [Вчера вечером на дне рождения Е. Б. он сказал, что должен быть в Оберзальцберге] и привез с собой мать Лени Рифеншталь[109]
.Вероятно, ей сказала об этом Лени, но я ничего не слышала. В эти дни в воздухе витает множество слухов, но все они кажутся безосновательными. Говорили, к примеру, что в Зальцбурге эпидемия «инфекционного заболевания»; я поинтересовалась и выяснила, что это корь, хотя и в несколько более тяжелой форме, чем обычно, часто сопровождающаяся пневмонией. Но у нас здесь тоже болеют корью, и ничего страшного не происходит. Люди взволнованы и оттого склонны к преувеличениям...
Любимая моя.