Письма

В тот единственный день, когда у меня была возможность повидаться с тобой во время твоего последнего пребывания в Лондоне, я всюду тебя искал, но нечистая сила нас развела. Теперь я написал Рейнолдсу с просьбой сообщить, куда именно в Кэмберленд ты направился, так что мы не разминемся. Первое, что я сделаю при встрече, - прочитаю тебе строки из Мильтона о Церере и Прозерпине {1} - и, хотя вовсе не за тобой я помчался на северную оконечность Шотландии, не мешает выразиться поэтически. Послушай, Бейли, будучи в здравом уме и трезвой памяти (а со мной это бывает не часто), я скажу тебе вот о чем: это может впоследствии избавить тебя от лишнего обо мне беспокойства - ты не заслуживаешь тревог, а меня следует просто-напросто отлупить палками. Я довожу все до крайности - каждая мелкая неприятность в мгновение ока превращается в тему для Софокла; {2} если случается в подобном состоянии писать письмо другу, то мне часто недостает самообладания, чтобы взять себя в руки и не причинить ему огорчения - меж тем, как раз в ту минуту, когда он читает письмо, я могу покатываться со смеху. Твое последнее письмо заставило меня покраснеть от стыда за доставленное тебе беспокойство. Я прекрасно знаю свой характер и не сомневаюсь, что еще не раз напишу тебе в том же духе - помни об этом и не принимай все на веру: будь снисходителен к причудам моего воображения. Все равно мне не удержаться, я себя знаю. Виноват, что огорчаю тебя прекращением своих визитов в Малую Британию, {3} но, думаю, прежних посещений было достаточно для человека, занятого книгами и размышлениями: по этой причине я не бывал нигде, кроме Вентворт-Плейс это в двух шагах от меня. Кроме того, состояние здоровья слишком часто вынуждало меня к осторожности и заставляло остерегаться ночной сырости. Далее, должен тебе сознаться, что мне претит всякое сборище - многолюдное или немноголюдное. Не сомневаюсь, что наши добрые друзья рады моему приходу просто потому, что рады меня видеть, но не сомневаюсь также, что привношу с собой некую досадную помеху, без которой им лучше бы обойтись. Если мне удается предугадать собственное дурное расположение духа, я уклоняюсь даже от обещанного визита. Дело в том, что я не питаю к женщинам надлежащих чувств; сейчас по отношению к ним я пытаюсь быть справедливым - и не могу: не оттого ли, что мое мальчишеское воображение возносило их так высоко? Школьником я почитал красивых женщин истинными богинями - какая-нибудь из них всегда покоилась у меня в сердце как в теплом гнездышке, даже и не подозревая об этом. Теперь у меня нет оснований ожидать от них больше того неоспоримого факта, что они существуют реально. По сравнению с мужчинами женщины казались мне сотканными из эфира - теперь я признаю их вероятное равенство: в сопоставлении великое выглядит незначительным. Оскорбить можно не только словом или действием: кто сам чувствителен к обидам, тот не склонен замышлять их против другого. Я не склонен замышлять обиды, находясь в дамском обществе - я совершаю преступление, сам того не подозревая. Не странно ли это? Среди мужчин я не испытываю ни хандры, ни злости в голове нет черных мыслей, хочу - говорю, не хочу - не говорю; я готов слушать других и от каждого узнаю что-либо новое; руки держу в карманах, у меня нет никаких подозрений - и вообще чувствую себя превосходно. Среди женщин меня донимают черные мысли, гложет злость и хандра - не могу говорить и не в силах молчать - я полон подозрений не слышу ни слова вокруг - тороплюсь уйти. Прояви же снисходительность и попытайся объяснить эту ненормальность моим разочарованием с тех пор, как прошло детство. И однако, несмотря на подобные чувства я счастлив один посреди толпы, наедине с собой или с немногими друзьями. Поверь мне, Бейли, несмотря на все это, я далек от мысли считать тех кто чувствует иначе и стремится к другому, более близорукими, чем я сам величайшую радость доставила мне женитьба брата - и я испытан не меньшую, если женится кто-либо из моих друзей. Я должен до конца преодолеть себя - но как это сделать? Единственный способ - найти корень зла и избавиться от него посредством повторения "заклятий в обратном их порядке" {4} - это довольно трудно; часто прочнее всего укореняется предрассудок, произрастающий из сложнейшего переплетения чувств, которое не просто сразу распутать. У меня есть что сказать по этом поводу, но подождем лучших времен и более подходящего расположения духа: хватит с меня сознания того, что я никогда никого не задеваю незаслуженно - в конце концов, я не столь дурного мнения о женщинах, дабы предполагать, будто им страх как важно, нравятся они мистер Джону Китсу пяти футов ростом или же нет. Ты, сдается мне, желал избе жать всяких разговоров на этот счет - и я не надоем тебе, дорогой дружище: "Аминь", говорю я на этом. - Я вряд ли позволил бы себе бродит по горам все эти четыре месяца, если бы не думал, что путешествие даст мне опыт, сотрет многие предубеждения, приучит к трудностям и что созерцание величественных горных картин обогатит мою душу новым впечатлениями, придав поэтическим исканиям б_о_льшую уверенность. Мне было бы не дано всего этого, останься я дома, зарывшись в книги и сравняйся хоть с самим Гомером. Я уже стал почти что настоящим горцем пробыл среди диких вершин, видимо, достаточно долго для того, чтоб не особенно распространяться об их величии. Питался я в основном овсяными лепешками, но съел, наверное, слишком мало для того, чтобы по настоящему к ним пристраститься