Письма

Одной Войны любому более чем достаточно. Надеюсь, от второй судьба тебя убережет. Либо горечь юности, либо горечь зрелого возраста — на жизнь человеческую вполне хватит; и то и другое — это уж слишком. Некогда мне довелось пройти через то, что переживаешь сейчас ты, пусть и несколько иначе; я-то был ужасным неумехой, к войне совершенно не приспособленным (а мы с тобой схожи лишь в том, что оба глубоко симпатизируем и сочувствуем «томми» /*Прозвище английского солдата (в военном уставе солдат условно именовался «Томас Аткинз»)*/ — особенно простому солдату из сельскохозяйственных графств). В ту пору мне не верилось, что «старики» хоть сколько-то страдают. Теперь-то я знаю, как оно. Говорю тебе: чувствую себя, точно охромевшая канарейка в клетке. Исполнять прежнюю довоенную работу — яд, да и только! Мечтаю сделать хоть что-нибудь полезное. Но ничего не попишешь: я «уволен в бессрочный запас», и в результате делами завален по уши, даже в войсках местной обороны /*Ополчение Второй мировой войны, поначалу добровольное, было создано на случай вторжения немецких войск в Великобританию*/ послужить некогда. Да что там: вечерами не выберешься с приятелем потрепаться.

Однако ж ты — моя плоть и кровь, и носишь мое имя. Быть отцом храброго молодого солдата — это уже кое-что. Понимаешь теперь, отчего я так за тебя беспокоюсь и почему все то, что ты делаешь, так близко меня затрагивает? И все же давай преисполнимся оба надежды и веры. Связь между отцом и сыном заключена не только в бренной плоти: наверняка есть в ней что-то и от aeternitas /*Вечность (лат.)*/. Есть такое место, «небеса» называется, где все то доброе, что не закончено здесь, обретает завершение; где находят продолжение ненаписанные истории и несбывшиеся надежды. Быть может, мы с тобой вместе еще посмеемся...

Ты видел отчет Максвелла («табачного инспектора» [3]) насчет того, что вытворяют оптовики? В тюрьму бы их всех упечь.....Коммерциализация — редкое свинство по сути своей. Однако ж, сдается мне, главный порок англичан — это лень. Именно лени — в той же степени, что и врожденной добродетели, если не больше, — мы обязаны тем, что избежали вопиющих жестокостей других стран. В лютом современном мире лень и впрямь начинает почти что походить на добродетель. И все же жутковато наблюдать ее повсюду, в то время как мы боремся с Furor Teutonicus /*Тевтонская ярость (лат.)*/.

Жители этой страны, похоже, еще не осознали, что в немцах мы обрели врагов, чьи добродетели (а это именно добродетели) послушания и патриотизма в массе своей превосходят наши. Чьи храбрецы храбростью не уступают нашим. Чья промышленность превосходит нашу раз этак в десять. И которые — проклятием Господним — ныне ведомы человеком, что одержим безумным смерчем, демоном; тайфуном, страстью; в сравнении с ним бедный старина кайзер смахивает на старушку с вязаньем.

Большую часть своей жизни — начиная с твоего примерно возраста — я изучал германский материал (в общем смысле этого слова, включая Англию и Скандинавию). В «германском» идеале заключено куда больше силы (и истины), нежели представляется людям невежественным. Еще студентом я ужасно им увлекался (в то время как Гитлер, надо думать, малевал себе картиночки и про «германский» идеал еще и слыхом не слыхивал); в пику классическим дисциплинам. Чтобы распознать истинное зло, нужно сперва понять благую сторону явления. Да только «выступать по радио» меня никто не зовет и комментировать выпуски новостей — тоже! Однако ж, сдается мне, я знаю лучше многих, что такое эта «нордическая» чушь на самом деле. Как бы то ни было, у меня в этой Войне свои причины для жгучей личной обиды, — так что в 49 я, верно, оказался бы лучшим солдатом, чем в 22: ненавижу этого треклятого невеждишку Адольфа Гитлера (любопытно, что демоническая одержимость, этот стимул, интеллекта отнюдь не добавляет, но лишь подстегивает волю — и только). Не он ли уничтожает, извращает, растрачивает и обрекает на вечное проклятие этот благородный северный дух, высший из даров Европе, — дух, который я всегда любил всем сердцем и тщился представить в истинном его свете. Нигде, к слову сказать, дух этот не проявился благороднее, нежели в Англии, нигде не был освящен и христианизирован так рано.....

Молись за меня. Мне это просто необходимо. Люблю тебя.

Твой родной папа.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Выпускные экзамены для студентов Оксфордского университета.

2. Во время войны Толкин составлял программу для морских кадетов, проходящих краткий курс на факультете английского языка в Оксфорде.

3. Во время войны А. X. Максвелл был правительственным инспектором по табачным изделиям.

046 Из черновика письма к Р. У. Чапману 26 ноября 1941