Письма

Неделя выдалась на удивление интересная. Сам знаешь, как, нежданно-негаданно обнаружив в старом кармане позабытый Щиллинг, начинаешь чувствовать себя едва ли не богатеем, — даже если в тот момент и не на мели. И я вовсе не о том, что заработал около 51 фунта на возне с кадетами во время каникул, хотя и это неплохо. Я про то, что у меня в запасе целая неделя! Триместр начинается вовсе не сегодня, а лишь на следующей неделе! При одной этой мысли испытываю чудесное (пусть и безосновательное — за него мне еще придется расплачиваться) ощущение свободы..... Во вторник в полдень заглянул в «Птичку и м.» вместе с Ч. Уильямсом. К вящему моему удивлению, обнаружил внутри Джека и Уорни [1]: эти двое уже устроились за столиком. (Сейчас пиво уже не в дефиците, так что пабы вновь сделались почти пригодны для обитания.) Мы увлеченно беседовали — хотя сейчас уже ровным счетом ничего не помню, вот разве что рассказ К. С. Л. про одну знакомую старушку. (Она была студенткой английского отделения в стародавние дни сэра Уолтера Рали. На viva ее спрашивают: «В какую эпоху вам бы хотелось жить, мисс Б.?» «В XV в.», — отвечает она. «Да право, мисс Б., неужели вам не хотелось бы познакомиться с поэтами-лейкистами /*Английские поэты-романтики начала XIX в. (У. Вордсворт, С. Т. Кольридж, Р. Саути); их литературное содружество вошло в историю как «Озерная школа» (по названию Озерн& го края в Кемберленде, где жили поэты), или «лейкисты» (от англ. lake — озеро)*/?» «Нет, сэр, я предпочитаю общество джентльменов». Экзаменаторы оседают.) И тут приметил я в уголке высокого сухопарого чужака наполовину в хаки, наполовину в штатском, в широкополой шляпе, с живым взглядом и крючковатым носом. Остальные сидели к нему спиной, но я-то по его глазам видел, что наш разговор его явно занимает, — причем это не обычное страдальческое изумление британской (и американской) публики, оказавшейся в пабе рядом с Льюисами (и со мной). Прямо как Непоседа /*В первых вариантах «Властелина Колец» Непоседа (Trotter) — предприимчивый авантюрист-хоббит, прообраз Бродяжника (Арагорна) окончательного варианта книги.*/ в «Гарцующем пони» [2]; правда, ужасно похоже! И тут нежданно-негаданно он вмешался в беседу, подхватил какую-то реплику насчет Вордсворта — с престранным, ни на что не похожим акцентом. Спустя несколько секунд выяснилось, что это — Рой Кэмпбелл (автор «Цветущей винтовки» и «Пламенеющей черепахи») /*Кэмпбелл, Рой (1902—1957) — южноафриканский поэт; «Пламенеющая черепаха» — рифмованная поэма о загадочной черепахе, доставившей Ноев ковчег обратно в возрожденный мир, — изобилует образами вулканического пламени, молний и электрических токов*/. Немая сцена! Тем более что К. С. Л. не так давно опубликовал на него язвительный пасквиль в «Оксфорд мэгэзин», а его «вырезалыцики» ни одного печатного издания не пропустят. В К. С. Л. все еще очень много ольстерского, даже если он сам того не видит. После того все завертелось стремительно и бурно, и на ланч я опоздал. Приятно (пожалуй) было обнаружить, что этот яркий поэт и воин в Оксфорд приехал главным образом затем, чтобы познакомиться с Льюисом (и со мной). Мы договорились встретиться в четверг (то есть вчера) вечером. Если бы я только запомнил все то, о чем вчера вечером говорили в комнате у К. С. Л., этого бы на несколько авиаписем хватило. К. С. Л. воздал должное портвейну и сделался слегка агрессивен (настоял на том, чтобы еще раз зачитать вслух свой пасквиль, а Р. К. над ним хохотал); но главным образом мы довольствовались тем, что слушали гостя. Окно в большой мир; и при этом сам по себе это человек мягкий, скромный, сострадательный. Больше всего потрясло меня то, что этот умудренного вида, потрепанный войной Непоседа, прихрамывающий от недавних ран, на девять лет меня младше, и я, возможно, знавал его еще подростком: он жил в О[ксфорде], когда мы жили на Пьюзи-стрит (снимали квартиру на пару с композитором Уолтоном [3], общались с Т. В. Эрпом, родоначальником олухов, и с Чайльдом Уильфридом [4], твоим крестным, — чьи работы он ставит весьма высоко). Ас тех пор он столько всего совершил, что просто описанию не поддается. Вот вам отпрыск прот. /*Протестантского*/ ольстерского семейства, обосновавшегося в Южной Африке, — причем большинство его представителей воевало в обеих войнах; обратился в католицизм после того, как укрывал в Барселоне отцов-кармелитов; все напрасно, их схватили и безжалостно убили, а Р. К. едва не поплатился собственной жизнью. Но он спас архивы кармелитов из горящей библиотеки и пронес их через всю «коммунистическую» страну. Он бегло говорит по-испански (был профессиональным тореадором). Как ты знаешь, потом он всю войну сражался на стороне Франко и, помимо всего прочего, оказался в авангарде отряда, который выдворил «красных» из Малаги так быстро, что их генерал (Вильальба, кажется) даже награбленную добычу унести не смог — и оставил на столе руку святой Терезы вместе со всеми драгоценностями. Он массу всего интересного порассказал о ситуации на Гиб. со времен войны (в Испании). Но при этом он — истинный патриот, и с тех самых пор сражается в Б. армии. Ну-ну. Мартин д'Арси [5] за него ручается и наказал ему нас разыскать. Жаль, я не запомнил и половины его пикарескных историй, все про поэтов, музыкантов и тому подобную публику, от Питера Уорлока до Олдоса Хаксли. Больше всего мне понравилась байка про грязнулю Эпстайна (скульптора): про то, как он с ним подрался и на неделю уложил его в госпиталь. Однако ж передать впечатление от личности столь незаурядной — он и солдат, и поэт, и новообращенный христианин — просто невозможно. Как он не похож на «левых» — этих вояк в вельветовых штанах /*Вельветовые штаны ассоциировались с «левой» интеллигенцией*/, что бежали в Америку (в их числе Оден, который заодно со своими дружками добился от городского совета Бирмингема «запрета» на книги Р. К.!) Надеюсь на следующей неделе увидеться с ним снова. Из Модлина мы разошлись уже за полночь; я прошел с ним вместе до Боумонт-стрит. К. С. Л. отреагировал крайне странно. Вот вам высший комплимент «красной» пропаганде: он (отлично зная, что во всем остальном они — лжецы и клеветники), свято верит всему, что говорится против Франко, и ничему — в его пользу. Даже открытая речь Черчилля в парламенте нисколько его не поколебала. Но, в конце концов, ненависть к нашей церкви — вот единственное подлинное основание а[нгликанской] ц[еркви]: заложенное столь глубоко, что остается непоколебимым даже тогда, когда надстройка вроде бы снята (так, К. С. Л. чтит Святое причастие и восхищается монахинями!). Однако ж, если засадить в тюрьму лютеранина, он «под ружье» встает, а ежели перебить католических священников, он просто не верит (и смею предположить, думает про себя, что святые отцы сами напросились). Впрочем, Р. К. слегка его встряхнул.....