Письма. Часть 2

Мур еще вырос и делит свой 24-часовой досуг между Mickey и Humanit'ee. В свободное от них время — велосипед. Но, несмотря на это «мне хорошо в его большой тени» (стих, кажется, Ахматовой).[1734]

17-го сентября 1938 г.

32, Bd Pasteur Innova-H^otel, ch 36 Paris

Дорогая Ариадна!

— Правда — ирония: Innova — H^otel? Две иронии: Innova и H^otel — мне, любящей старые дома и, кажется, больше ничего — ибо в них все: и видения, и привидения, и трава сквозь щели (пола) и луна сквозь щели (крыши)… — это письмо могло быть написано сто лет назад — 1838! — оно и есть — сто лет назад — как наша дружба.

А Innova-H^otel — ich schenk es denen.[1735]

Большая комната и, если Мур не врет, в окне — церковь St. Germain d’Auxerrois’, а если даже врет — вообще церковь, старая, и уже в первое утро были похороны — сплошь розовые: три автомобиля розовых венков — и ни одного белого!

В комнате — кроме башни с часами — бютагаз, и умывальник с горячей водою, но места для хозяйства нет — и оно всё на полу — в полной откровенности и беззащитности: от чужих глаз — и наших ног: — Мур, не наступи в кофе! Мур, ты кажется наступил в картошку!

Но — полная свобода: никто не заходит и не убирает, а так как метлы нет — то всюду, постепенно — сначала мутончики, а потом — мутоны, — стада мутонов — и даже с курдюками! — а я — пастух…

Пятый этаж, лифта, слава Богу, нет (безумно его боюсь, а был бы — пришлось бы ездить, наживая себе не порок, а разрыв сердца — от страха!) — ну, живем, ничего не зная и всего ожидая… Говорят (неопределенно) — через две недели, месяц, но это — разное, а кроме того — сейчас историческая единица времени — час и даже десять минут…

Но так как я ничего сделать не могу — ни в своей истории, ни в общей — переписываю от руки — как древле монахи — свое самое ценное, никогда не напечатанное (три вещи)[1736] — чтобы потом вручить — Вам — с просьбой не бросать — даже во время бомбардировки…

— Пишите о себе, о Люле, о Люсьене (оцените тождество начал — разницу концов!) — о многоядной — это мне страшно нравится! — Вере… Скоро пришлю Вам Мурины летние карточки, есть хорошие. Жду письмеца. Сейчас едем с Муром в Zoo de Vincennes[1737] — пока еще не ушли на «зимние квартиры»… Обнимаю.

М.

<Приписка на полях:>

Пишите мне Efron, и Efron — здесь Zv'etaieff не знают.

10-го ноября 1938 г.

32, Bd Pasteur

Innova-H^otel, ch

36 Paris, 15me

Дорогая Ариадна!

Я сто лет Вам не писала, и Вы наверное думаете, что меня уже нет. Нет, я — есть, но есть только наполовину, в полном тумане своих и общих событий, дикоогорченная судьбой своей второй (а Муриной — настоящей) родины Чехии — и стольким другим!

О себе не знаю ничего, когда узн'aю — будете знать Вы.

Живем, пока что, с Муром в гостинице, смотрим на башню с часами (символическими! но чт'o — не символ??) читаю много хороших книг, прочла: Madame Curie — par Eve Curie1 — написано лучше нельзя, но сама Eve — по некоторым пробившимся черточкам — несимпатична, прочла Le Juif S"uss (Jud S"uss — Вы наверное знаете?) Фейхтванглера,[1738] а сейчас читаю — в первый раз в жизни — полную Хижину дяди Тома, и скажу, что это — отличная книга — мужественная — и вполне современная. Все обиды — стары как мир.

Мур тоже висит в воздухе, т. е. не учится, но много читает и рисует и феноменально — растет: всё мал'o, из всего вырос, и я целые дни всё выпускаю и надставляю.

Почти никого не видим, и к нам никто не ходит.

Пишите, дорогая Ариадна, о себе. Как дети? работа? Дружбы? Люсьен? Есть ли — радость?

Не собираетесь ли в Париж? Тогда — будет (у меня, во всяком случае!)

Кончили ли тот большой перевод?

Пишете ли стихи?

Если да — пришлите.

_______

Это — только оклик. Жду отклика.

А вдруг — мы вправду еще увидимся? У меня не было чувства последнего раза.

Целую Вас и жду.

МЦ.

1-го и 2-го, на родственных и дружеских могилах,[1739] много думала о Вашей Буте — mit Wehmut[1740] (русского слова — нет) — вспоминала ее немецкие стихи про качели — и все то чудное время — ax!

В ней жило что-то тайное и жаркое, она так крепко целовалась на прощание, точно отчаивалась — сказать. Она наверное была бы поэтом.

26-го ноября 1938 г.

32, Bd Pasteur Innova-H^otel, ch — 36 Paris, 15 me

Дорогая Ариадна,

Т`aк — не надо и так — всё равно не удастся: это не Ваше (не наше) назначение в жизни. Посмотрите на свое лицо — и прочтите. Мы с вами обречены на мужество. Вертитесь как хотите, чт'o-то в Вас не захочет: захочет — по-своему. Когда мне говорят о моем «великом мужестве» — отрешенности — бесстрашии — я внутренне — а иногда и внешне — смеюсь: ведь я на всё это — обречена: хочу — не хочу, и лучше — хотеть: