Письма г-на Сен-Пьера, написанные им в Севилье в 1764 году (СИ)

Дорогой отец, приготовьтесь пережить вместе со мной ужасные события, коих я оказался свидетелем. В тот день, когда я написал вам последнее письмо, я отправился, как и собирался, к Жюли, откуда возвращался довольно поздно. Я шел по улице Дуэний, названной так из-за Дворца Дуэний, там помещающегося. Это темное здание, испещренное по фасаду рядами окон, забранных решетками. Я как раз проходил мимо него, когда услышал крик и призыв о помощи, раздавшийся рядом. Поспешив на зов, я увидел маркиза дЭскилаче, смертельно раненного. Убийца нанес удары в спину и грудь маркиза. Молодой человек скончался на моих руках, не успев сообщить ничего, что бы могло навести на след злодея. Шпага дЭскилаче находилась при нем, следовательно, он не собирался оказывать сопротивления или не имел на это времени. Чуть поодаль, на расстоянии вытянутой руки я обнаружил кусок черной ткани, сложенной так, что она могла служить повязкой на глаза. Из этого я сделал вывод, что юноша был приведен к месту гибели, как агнец на заклание, слепым и не подозревающем о своей участи. Совершенно очевидно, что он мог довериться лишь тому, кого хорошо знал. Это сужает круг людей, которых можно было бы заподозрить в гнусном убийстве. Но все это мысли, пришедшие мне в голову значительно позже.

Позвав на помощь, я был немедленно арестован прибывшими солдатами и препровожден в тюрьму. Там я был допрошен со всей строгостью и рассказал то, что рассказываю и вам. Я имел возможность убедиться, что тюрьма - наилучшее место для размышлений. Почти ничто не прерывает хода мыслей, кроме шагов тюремщика и позвякивания ключей у него на поясе. Впрочем, меня навещали друзья. Первым явился дон Робиу, с которым я передал письмо нашему послу в Мадриде графу де Оссону. Благодарите в своих молитвах г-на графа, дорогой отец, за то, что ваш сын нынче обрел свободу и пишет вам! Дон Робиу говорил с алькальдом, пытаясь склонить его на мою сторону, он тоже во многом способствовал моему освобождению, которое было затруднено не столько предубеждением против меня как иностранца, сколько особенностью судебного производства в Испании, где до выяснения дела принято держать в тюрьме не только обвиняемых, но и свидетелей происшествия.

Также навестила меня и донья Исабель, встревоженная ужасной новостью. Она рассказала мне, что Хосефа, получив известие о гибели своего жениха, заболела нервною горячкой и доктора опасаются за ее жизнь и рассудок. Я, сам находясь в весьма плачевном состоянии, утешал донью Исабель тем, что молодой организм может вынести большие потрясения без всяких последствий. Однако, в глубине души я также боюсь, что столь быстрый переход от счастья к несчастью может губительно отразиться на здоровье бедняжки.

Приходил ко мне и дон Фабрисио, одуревший от радости, что теперь он опять стал единственным притязателем на руку Хосефы. Он наговорил столько поэтического вздора, что я досадовал на то, что даже стены тюрьмы не могут уберечь меня от него. Он говорил, что донья Хосефа избежала величайшей беды, что во всем происшедшем он видит промысел Божий и что после гибели распутника (несчастного дЭскилаче), дьявол будет посрамлен и ангелы небесные возвестят хвалу Господу. Также он добавил, что намерен сочинить поэму, где выведет меня освободителем Севильи от чумы распутства, этаким Сидом, победившим неверных. И навеки прославит мое имя. К моему огорчению, он, кажется, в самом деле считает меня убийцей, но именно его безумные слова придали мне силы и укрепили в желании найти подлинного виновника смерти маркиза.

Итак, мне нанесли визит все, за исключением принца де Кампанья, который, без сомнения, испытал своего рода удовлетворение, узнав о моих злоключениях.