Письма Григория Сковороды Михаилу Ковалинскому (СИ)

Нo ты мне скажешь: мои мысли не лежат к монашеству и потому, к чему мне это? Пусть так, но почему не послушать ангельских слов? Тем более, что простой христианский народ плохо понимает монаха. К тому же существует древнее изречение: "Бери вершину и будешь иметь середину". Что касается меня, то я считаю монаха высшим учеником Христа, во всем совершенно подобным своему наставнику. Ты скажешь: но апостол выше монаха. Согласен, но сам апостол становится таковым лишь из монаха; пока он управляет самим собой, он монах, когда же он начинает управлять и другими, тогда становится апостолом. Христос, когда он был в пустыне был монахом, то есть совершенно нематериальным, невещественным. Этим объясняется, почему монахи называются ангелами; это не потому, что они вне тела, а потому, что они во всем простились с телом, даже почки выжгли, как повелевает Моисей, потому, что их уделом является только Господь (в Его лице причину видят). Однако это происходит лишь после смерти, то есть тогда, когда кто-либо, совершенно оставив все земное, умирает, так чтобы о нем можно было сказать: "Енох же не обретется среди живых" и проч. Но будь здоров, сладчайший, "и ревнуй духом высшим!"

Твой товарищ по учёбе Григорий Саввич.

53

[Сентябрь - октябрь 1763 г.]

Здравствуй, сокровище софистических жемчужин!

Духовное оружие куда превосходнее телесного, и ты, прекрасно с головы до пят вооруженный философией, этим всеоружием немало других приводишь в трепет и обращаешь в бегство. Я же, будучи твоим другом, никогда даже, как говорится, капли не пролил в море, то есть никогда ничем не содействовал твоему вооружению и, в то время как другие в этом принимали большое участие, сам я был тебе не полезен. Поэтому я решил попытаться, не могу ли я, разбирающийся в этом, как осел в лире, хоть немного в этом отношении служить и содействовать тебе. Поэтому прими от меня одну схему рассуждения, называемую у софистов растущая. Она гласит: "Если кто взял деньги взаймы, то другой не должен за него платить". Я взял у тебя деньги, будучи безбородым; теперь, через пять лет, я сделался другим, так как у меня борода; следовательно... Если, как ты, может быть, скажешь, борода не меняет сущности дела, то возьми рассуждение в таком виде: будучи иудеем, я взял золото взаймы, следовательно, сделавшись христианином, я не должен платить. Строю такой силлогизм: с переменой сущности одно становится другим по своему бытию; но так как сущность невидима и поэтому духовна, по духу же христианин совершенно меняется и становится другим, следовательно, тот, кто взял деньги взаймы, будучи иудеем, не должен платить, став почитателем Христа. Но мне кажется, ты выступаешь против меня с сотнею сотен твоих парнокопытных; поэтому, подражая Теренциевскому Тразону, я приму меры предосторожности и не под конец, как он, а с самого начала подобно трусливому Полонию (персонаж из комедии Теренция) заберусь в угол и издали в тебя пущу свою стрелу.

Привет тебе, альфа софистов!

Осел среди софистов Григорий

54

[Сентябрь - октябрь 1763 г.]

Мой Михаил,хвала тебе!

Трех врагов видит перед собою воин Христа,

С какими ему постоянно приходится вести войну.

Первый враг его - это нарумяненная обезьяна; ты, мир,

Который наш Вождь называет разукрашенным гробом.

Второй враг - соблазнительное тело женщины,

Которое никогда не перестает влечь мужчину ко злу.

Третий и последний враг, еще более опасный, -злой демон,

Отец глупости, от которой происходит всякое зло.

Ну, молодой воин Христов! Куй себе меч!

Помни, что наша жизнь - непрерывная борьба.

Твой старый сотоварищ по военной службе

Григорий Саввич

55

[Сентябрь - октябрь 1763 г.]

Здравствуй, благожелательнейший мой Михаил!

Я нашел гавань, прощайте, надежда и счастье!

Достаточно вы мною играли, играйте теперь другими.

Это исключительно изящное двустишие заимствовано у того ученейшего автора, который, кто бы он ни был, весьма красноречиво и подробно описал гомеровским стихом; я не сомневаюсь, что оно и тебе понравится. Ради упражнения мы передали его ямбическими стихами так:

Я уже касаюсь гавани, прощай, надежда и счастье;

Вы довольно играли мною, играйте теперь другими.

Попробуем теперь передать также стихами двойного размера, если это будет угодно музам:

Гавань приняла меня в свое лоно,

Надежда и счастье, прощай!

Перестаньте играть мною;

Теперь уж играйте другими!

Но попытаемся также дать это чередующимися стихами: ты, любитель муз, призови их на помощь, может быть, они посодействуют тебе:

Меня уже согревает в своем лоне спокойная гавань:

О надежда и счастье, прощайте!

Не хочу быть больше вашею игрушкою, довольно.

Теперь уже играйте другими!

Я боюсь, что наделал ошибок. Но самая настоящая ошибка - это та, которую допускают при учении. Часто зло является добром. Почему? Думаешь ли ты, что я достаточно искупил вину? "Какую вину?" - спросишь ты.