Письма Григория Сковороды Михаилу Ковалинскому (СИ)

Сегодня мы празднуем кончину того, кто, как говорит Христос, был самым великим из всех рожденных женами. Остановим же очи ума и поразмыслим немного, каков он был, что творил, пока был в живых, и за что был Богом признан столь великим. Он был пророк Божий, воспевал божественное, исправлял грешников, возвращал их на правильный путь, всем говорил, кто такой Христос, что вот уже близко и должно наступить пришествие Христа; пусть украсят себя, дабы он, как жених, нашел их готовыми, иначе говоря, секира извлечена и готова. Итак, великое дело быть ученым евангельским? Да, мой дражайший Михаил, не только великое, но и величайшее. Нечестивейшпй человек был Ирод, до последней степени испорченный по своим нравам и воспитанию, привыкший к роскоши в такой же мере, в какой мы видим теперь большинство магнатов, однако и он "в сладость послушал его"; в такой степени верно то, что сказал Платон: "Нет ничего приятнее для слуха, чем истина". Я не высоко чту и не отношусь с благоговением к таким царям, каким был Ирод; у меня нет этих чувств даже и к хорошим царям; но я чту небесного ученого, пророка, жреца. Если великое дело повелевать телами, то еще большее дело управлять душами. Великое дело одарить золотом, что цари обычно делают, но разве не великое дело привести к золоту мудрости? Какую индийскую жемчужину можно сравнить с таким драгоценным камешком, как похвальное целомудрие? Если великое дело лечить тело, то не величайшее ли дело вместе с телом сохранять и душу человека целой, здоровой, невредимой? Но это бывает, когда кому нибудь предлагается и внушается умеренность, мать целомудрия. Эти две добродетели делают то, что глаза человека становятся чрезвычайно острыми и совсем орлиными, ноги - исключительно легкими и оленьими, память - крепкой и ангельской, суждение - божественным, а не человеческим, все тело, наконец, - чистым и свободным, достойным принятия божественной мудрости, которая избегает порочного тела, как пчела дыма. А что мне сказать о невидимых благах души? Это знает только тот, у кого есть опыт. Иначе [это] не проникнет в сердце. Такие и столь великие блага дарил Иоанн покорным, давая им науку о Христе. Не справедливо ли Христос называет его величайшим среди рожденных женами? Но обрати внимание, какими путями он достиг этого, какими приготовления. Он не искал дворцов, не уходил, будучи юношей, в многолюдные и роскошные города, не предавался чревоугодию, но ушел в пустыню, ища единственно царствия Божия, не заботясь ни об одежде, ни о пище, зная, что их не будут лишены рабы Божии, зная, что роскошь есть главный враг целомудрия, которое единственно любит Христос и без которого никто не допускается к таинствам царствия Божия. Поэтому он был опоясан поясом кожаным, строго исправляя распущенность плоти. Так укрепленный, он был таким великим ученым в столь великом дворце Божием. О дражайший, будем подражать таким мужам! Возьмем вершину, дабы наверное овладеть серединой. Прочти проповедь нашего Гедеона, которую он имел в день его Иоанна кончины. Под конец последняя или предпоследняя страница так начинается: "Голос слова...",- какой, не знаю. Прощай, дражайший.

Твой Григорий Сковорода

52

[Сентябрь - октябрь 1763 г.]

Здравствуй, моя радость, дражайший Михаил!

Когда я читал о монашеской жизни Евагрия (Евагрий Понтиевский, ученик Оригена), мне больше всего понравились следующие места, о которых сообщаю и тебе, счастливейшему кандидату христианской философии. Ты ведь знаешь, дражайший, что я часто восхвалял отдых и спокойствие, времяпровождение в Христовой мудрости и называл самого Христа главою схоластов.

Но послушай совет нашего Евагрия: "Предпочитай и люби уединённую жизнь, которая даёт возможность пользоваться плодами спокойствия; оставь там мирские хлопоты. То есть стань бесплотным, бесстрастным, чтобы сделавшись чуждым всех несчастий, проистекающих от мирских забот, ты мог хорошо воспользоваться покоем. Не люби жить с людьми плотски. Либо живи один, либо с братьями бесплотными и единомышленниками твоими".