Письма Йони: портрет героя

Очень немногие из парашютистов возвращаются после офицерских курсов служить в парашютные войска. Каждая часть в армии шлет на курсы определенное число людей, в соответствии с необходимым ей числом офицеров, но так велик отсев, что кончает курсы меньше людей, чем требуется частям. Нехватку восполняют парашютисты. Так как наш чеповеческий материал лучшей среди парашютистов почти нет отсева, то для затыкания прорех армии парашютным войскам приходится слать на курсы больше людей. Наш батальон, например, послал на курсы человек двадцать хороших парашютистов, исходя из расчета , что в батальон вернутся 4-5 офицеров. Так как большинство хотят вернуться, то армия требует, чтобы каждый вернувшийся обязался отслужить минимум год, кроме тех четырех месяцев, что уже обязался ранее. Без такого обязательства никто в парашютные войска не возвращается. Условие это обычно выполняется, т. к. лучшие из нас – это в большинстве кибуцники, которые соглашаются на требование армии без особых колебаний (но среди соглашающихся есть немало и городских). Какое- то число из окончивших курсы становятся инструкторами в офицерской школе. Я этой работой не интересуюсь. Так как я окончил курсы отличником роты, то между школой и парашютными войсками разгорелась за меня битва. В момент поступления на курсы мы из парашютных войск перешли в распоряжение Управления командными кадрами, которое распределяет окончивших курсы офицеров по разным частям. Короче, я возвращаюсь в парашютные войска командиром взвода, не обязавшись прослужить ни одного лишнего дня.

Со дня окончания курсов (прошлого четверга) дали нам до следующей среды отпуск. Тогда нам надлежит явиться на одну из парашютных баз для прохождения специальной подготовки для офицеров парашютных войск. Я слышал, что это один из самых (если не самый) интересный курс в израильской армии.

Как я провожу эти 6 дней отпуска? Это мой третий отпуск, и на этот раз я решил to take it easy. Я хочу отдохнуть после долгих курсов. Я привык так мало спать, что одна из самых трудных вещей сейчас – это хорошо выспаться, а это – весьма желательно. Сегодня утром (в воскресенье) я встал в 8 часов, съел хороший завтрак и в отличном настроении сел писать вам это письмо. В настоящий момент, перед ужином, продолжаю писать. У Дани Литани, которого вы знаете, тоже отпуск, и, узнав, что я остался в Иерусалиме и намерен целый день упражняться в беге на стадионе, он решил ко мне присоединиться. Явился около 10-ти часов утра, и мы вдвоем отправились в университет. Дни стоят сейчас в Иерусалиме великолеп- ные. Не жарко и не холодно. Трудно поверить, что время года – зима. И если крестьянин не слишком радуется солнцу, то пусть ответственные за его блеск знают, что не все так неблагодарны.

Итак, пробежал сегодня на большой скорости 15 км. Вымылись под душем в раздевалке рядом с беговой дорожкой и вернулись в город. После обеда много читал и слушал музыку, в последние месяцы я этим занимаюсь частенько: Бари завел себе массу пластинок классической музыки. С удовольствием лежал, закрыв глаза, на диване, давая телу полный отдых. После ужина пойду, опять же с Дани, на представление Габимы. Так как большинство иерусалимской молодежи в настоящее время находится в армии, то никто не тревожит мой покой. Иногда иду погулять с девушкой, но большую часть времени провожу на стадионе, читаю, слушаю музыку и сплю. Между прочим, читаю я сейчас Ирвина Шоу, "Молодые львы", и получаю от книги большое удовольствие. Чем ближе тебе армейская тематика, тем больше развивается критическое чутье в отношении литературы о войне. Растет также и интерес к такой литературе, потому что читаешь ты не так, как тот, кто смотрит со стороны на чуждый, незнакомый ему мир.

Спектакль, на который я ходил вместе с Дани, сделан по пьесе Гарольда Пинтера "День рождения". Позвольте высказать о нем общее мнение. Если человек зашел в кафе и насыпал в чашку вместо сахара соль, то ясно, что не станет он пить этот кофе. Так же и с книгой – если книга человека не интересует, он ее бросает. Я сидел в зале и смотрел на публику. По крайней мере половина, как мне казалось, не получала никакого удовольствия. Неясно, почему не ушли из театра.

И мне также не доставляет удовольствия смотреть на уродливую, безумную жизнь, на ненормальных типов, когда содержание спектакля понимаешь с трудом, или, может, оно и понятно, но смысл его – если есть в нем смысл – совсем не ясен. Я, во всяком случае, ушел с середины и считаю, что только выиграл на этом. Цви Бармейер рассказывал, что вы с ним вместе смотрели пьесу Пинтера в Америке. Интересно узнать ваше впечатление. Правда, теперь я могу часами вести беседу о различных смыслах пьесы и т. п., но, по сути, я не нашел в ней ни смысла, ни вкуса.

Любимые папа, мама, Биби и Идо! 5. 2. 66