Письма из Лондона

Руби допила чай и доела тост в одиночестве. Спустя полчаса она по-прежнему чувствовала себя совсем неплохо, а потому осторожно поднялась с койки и подошла к иллюминатору, чтобы получше посмотреть, что там происходит за бортом. Иллюминатор был маленький, заляпанный солеными брызгами, но она сумела все как следует разглядеть.

Там было не так уж мрачно, как ей показалось прежде, потому что вода была синеватого оттенка и ярко сверкала, кружась в водовороте волн, а небо становилось еще ослепительнее по мере того, как солнце поднималось все выше и выше. Дэви предупреждал, что землю они не увидят, пока не подойдут к Ливерпулю практически вплотную, и бесконечно далекий горизонт не вызывал у Руби раздражения, а еще она не позволяла себе вглядываться в волны – не появится ли что-нибудь, указывающее на приближение подводной лодки.

Когда ее изводила морская болезнь, дни проходили, сливаясь в бесформенную трясину мучений, поэтому она удивилась, когда, найдя в себе силы сесть и сделать несколько глотков бульона, обнаружила, что они в море уже десять дней. Обычно, как сказал ей Дэви, на пересечение Атлантики уходит меньше времени, но их корабль шел в составе конвоя и потому мог идти всего лишь со скоростью самого медленного корабля в группе.

В Нью-Йорке секретарь мистера Петерсона, ответственная за организацию поездок персонала, рассказала ей про «кривой» маршрут, каким она попадет в Англию. Сначала она доедет поездом до Бостона, потом пересядет на ночной поезд до Галифакса. Оттуда она будет добираться через океан на судне, идущем в составе следующего в Англию конвоя сухогрузов и кораблей для перевозки войск. Это немало удивило Руби.

Она понимала, что о билете на самолет лучше и не спрашивать, потому что билет в одну сторону до Англии стоил сотни и сотни долларов. Но все же она надеялась, что у нее будет каюта в пассажирском лайнере, который отойдет из Нью-Йорка.

– Слишком дорого, – откровенно сказала мисс Гэвин. – И все равно ни один из этих лайнеров не идет в Англию. Слишком опасно. Вот тебе билеты – у тебя есть какое-нибудь безопасное место, чтобы хранить их? – а вот твой паспорт.

Вечером дня перед отъездом коллеги по «Америкен» устроили ей импровизированную прощальную вечеринку, и даже мистер Митчелл заглянул на кусочек торта и бумажный стаканчик пунша с изрядной долей виски. В качестве прощального подарка ей преподнесли новейшую камеру «Кодак» – «Беби Брауни», и один из штатных фотографов научил ей пользоваться. Эта суета смутила Руби, хорошо хоть никто не попытался произнести речь.

Руби знала лишь немногих соседей по пансиону, потому что никогда не приходила домой к обеду, а миссис Хирш, жившая через две двери от нее и единственная из постояльцев, кто хоть иногда с ней говорил, умерла от рака год назад. Женщину, которая заняла освободившуюся комнату, Руби так никогда и не видела.

Хотя Руби прожила там почти три года, свои вещи она собрала за час. Вся ее собственность уместилась в один, пусть и довольно больших размеров, чемодан, поскольку она никогда не покупала никаких безделушек и не хранила никаких сувениров, кроме нескольких фотографий. Единственная принадлежащая ей вещь, которую она ценила, – единственная вещь, ради которой она стала бы рисковать жизнью, спасая ее из пожара, – была универсальная пишущая машинка «Ундервуд», да и то по единственной причине: Руби в течение года еженедельно погашала кредит, на который приобрела машинку.

По совету Бетти и нескольких других девушек с работы она набила второй чемодан чулками, мылом, кольдкремами, заколками-невидимками, шоколадными батончиками, добавила туда еще и три банки арахисового масла – всем тем, что, по словам ее советчиц, было сейчас невозможно приобрести в Англии.

Она покинула Нью-Йорк без шума, как и приехала сюда почти шесть лет назад. Поезд, следовавший вверх по побережью, доставил ее через границу в Канаду и до Галифакса. Там она провела три дня, пока собирались и загружались корабли конвоя. Там она впервые и почувствовала вкус войны, потому что в городе местами по ночам действовало затемнение, а некоторые продукты – например, свежие яйца и сахар – стали дефицитными.

Наконец ее вызвали из отеля – величественного здания, битком набитого канадскими морскими офицерами, и служебным катером доставили на «Синдбад», а теперь она порадовалась, что не знала тогда, как ей будет нехорошо всего через несколько часов. Потому что, зная это, она бы никогда не покинула твердую землю.

Менее чем сорок восемь часов спустя они пришвартовались в Ливерпуле. Пришло время для последнего завтрака на скорую руку, который еще до рассвета принес ей в каюту Дэви. Парнишка медлил, явно не желая с ней прощаться.

– Вы точно знаете, куда вам дальше? – спросил он ее уже, наверное, в третий раз.

– Думаю, да. На пристань, потом в таможню, потом на вокзал. Верно?

– Верно. Не забудьте купить прямой билет до Юстона[1], иначе вам опять придется толкаться в очереди. У вас денег-то хватит?

– Женщина, которая организовала мою поездку в Нью-Йорке, дала мне пять фунтов. Этого хватит?