Письма из Лондона

Также его осуждали за то, что он неуклюжий, невыразительный и нехаризматичный. Однако в иные политические эпохи (и в контексте вашего предшественника) эти характеристики не обязательно оказываются негативными. Да еще все стороны быстро сошлись на том, что мистер Мэйджор — славный, честный малый из тех, что обожают смотреть крикетные соревнования, усевшись в полосатом шезлонге с окутанной паром кружкой чая, которая так уютно согревает в паху. В нем не было ничего угрожающего вроде двух высших образований, скрытого увлечения современной скульптурой или склонности использовать в речах длинные слова. Он был из тех премьеров, которые — таким деталям не без пользы для дела позволяется просачиваться в прессу — могут попросить притормозить свой членовоз и с жадностью уписать грошовый обед в грошовой же придорожной забегаловке, известной под решительно нехаризматичным названием «Счастливый Едок». Другими словами, естественный процесс политической презентации и самоподачи шел полным ходом: ограниченные возможности подавались как нормальность, нормальность — как достоинство. Так что когда на своей первой в качестве лидера конференции Тори — которая могла также оказаться и последней, поскольку выборы должны состояться в первые шесть месяцев 1992 года — мистер Мэйджор подтвердил представление о себе как о парне в сером костюме, тем самым он подтверждал неизменность политического курса и свое соответствие тем ожиданиям, которые возлагала на него страна. Да ради бога, можете называть меня простачком, размазней и кем угодно, казалось, говорил он, но ведь ничего не попишешь — это все я: сам всего добившийся, работящий, хвост не задираю, надежный, воплощение английской глубинки, соль, можно сказать, земли. Снобы могут держать мистера Мэйджора за мещанина, ну так за снобов всегда голосуют меньше, чем за мещан. Премьер-министр пока еще не посетил, насколько известно публике, выставку Тулуз-Лотрека в Галерее Хейуарда (у него еще есть шанс успеть до 19 января), но если бы он зашел туда, то наверняка ему пришлась бы по душе одна из самых изящных и дерзких литографий художника, «Англичанин в Мулен-Руж» (1892). Там изображен в высшей степени корректно одетый господин средних лет, пристающий к двум девушкам. Фон ярко-желтый и ярко-голубой: у девушки на переднем плане потрясающие рыжие волосы и нежно-зеленое платье. Вмонтированный в эту декорацию из броских цветов, сам англичанин нарисован целиком серым. Его костюм, шляпа, галстук, перчатки и трость — серые; волосы, усы, лицо и уши — серые. Этот оттенок въелся в него намертво, его ничем не вытравишь.