Письма из прошлого

В эту самую минуту Полина почувствовала себя так, будто ее жизнь была исписанной тетрадью, а Провидение — огромным маркером, который разом перечеркнул жирной чертой несколько последних страниц. Замужество, годы после развода, сменившиеся за это время мужчины (недостатка в поклонниках она никогда не испытывала, но ни один из них так и не сумел подарить ей ничего даже смутно похожего на те чувства, которые Полина испытывала к Диме) — все это показалось ничтожной суетой, пустяками, не стоящими внимания по сравнению с сегодняшней встречей. Будто и не было этих девяти лет, будто расстались они только вчера, и Полина никогда не переставала любить его.

В этот раз она вела себя гораздо умнее. Не кинулась к нему, подождала, когда он подойдет сам, и выразила радость от встречи ровно настолько, чтобы у него появилось желание продолжить общение, но не возникло никаких ненужных подозрений. После занятий они поели в симпатичном кафе неподалеку от института и, поскольку стояла чудесная погода, настоящее бабье лето, отправились гулять. Выяснилось, что Дима на удивление неплохо знает Москву, и это оказалось как нельзя кстати. Полина изобразила живейший интерес к столице, и Дима все эти две недели в свободное от занятий время ходил с ней по городу, осматривая достопримечательности. Они много разговаривали обо всем на свете, и с каждым проведенным вместе часом Полина все больше и больше убеждалась в том, что рядом с ней именно тот единственный на свете человек, который ей и нужен. Ей было так хорошо и интересно с ним, что она ничуть не уставала от совместных прогулок, хотя они и стали непростым испытанием. Не только потому, что они с Дмитрием ежедневно проводили по несколько часов на ногах, к чему Полина не привыкла, поскольку предпочитала ездить в автомобиле, а не ходить пешком, а потому, что все время была в напряжении, обдумывала каждое свое слово и следила за каждой своей реакцией. Больше всего на свете она боялась сказать или сделать что-то такое, что оборвало бы вновь связавшие их с Дмитрием нити, пока еще такие тонкие, но, как очень хотелось ей надеяться, становящиеся прочнее с каждой минутой. Ей казалось, что и Дима чувствует что-то подобное. Особенно Полина укрепилась в этом предположении после того, как Дмитрий, проводив ее поздно вечером до гостиницы, сам настоял на том, чтобы остаться у нее на ночь.

В Челябинск они вернулись порознь, так как обратные билеты у обоих оказались куплены заранее, на разные поезда. Лежа на нижней полке, Полина прислушивалась к убаюкивающе-мерному перестуку колес и думала: «Ну, теперь либо пан — либо пропал». Либо Дима позвонит ей, пусть не в ближайшие дни — либо история девятилетней давности повторится вновь. Полина смотрела в окно через щель между неплотно закрытыми вагонными занавесками, видела полную луну, сопровождающую ее в дороге, точно верный спутник, до боли сжимала пальцы и молилась про себя, чтобы хотя б на этот раз ей повезло…

Отчасти Небеса не остались глухи к ее мольбам, но только отчасти. Дима действительно позвонил, и даже раньше, чем Полина ожидала — на третий день после приезда. Они встретились после работы, поужинали в ресторане, потом поехали к ней домой. А когда потом лежали, обнявшись, в темноте спальни, и Полина, прижавшись щекой к его груди, слушала, как утихает его сердцебиение, Дима сказал:

— Полина, я хочу сразу расставить точки над «i», чтобы не было никаких неясностей. Мне с тобой хорошо, но я не хочу тебя обманывать или обнадеживать. Уходить из семьи не собираюсь. И не соберусь никогда. Я дорожу своей семьей, я люблю свою дочь…

— Ты еще скажи, что любишь жену. И что всегда любил, — вырвалось у Полины язвительное замечание.

Сказала — и тут же прикусила язык. Ох, не надо было этого говорить, не надо…

Дима повел плечами.

— Тут все непросто… — задумчиво проговорил он. Помолчал и добавил: — Но знаешь, как любил повторять мой отец, женщин в жизни мужчины может быть сколько угодно, а семья должна быть одна. С годами я понял, что батя совершенно прав… Так что, если тебя это устраивает, я буду встречаться с тобой. Если нет — давай распрощаемся.

Полина тоже не стала спешить с ответом. Села на постели, взяла с прикроватного столика сигареты и зажигалку, придвинула пепельницу, закурила. И только потом произнесла:

— Видишь ли, меня больше всего устраивает, чтобы ты был счастлив. И если тебе хорошо так — значит, будет так.