Письма из прошлого

В памяти отрывочно, словно в калейдоскопе, всплывали и тонули яркие картинки его семейной жизни. Смешное, красненькое и сморщенное личико спящей дочки, утопающее в кружевах конверта для новорожденных — именно такой он впервые увидел Кристинку, когда ему, новоиспеченному молодому папаше, торжественно вручили в вестибюле роддома атласный розовый сверток. Шепот Нади в полумраке в ту новогоднюю ночь, когда они впервые оказались в постели. В комнате холодно, на окнах морозные узоры, а им жарко не столько от старого одеяла, сколько от объятий… Вкус копченой рыбы на кусочке серого хлеба, которым Надя как-то угостила его в перерыве между институтскими занятиями… Прохладный и дождливый день первого сентября, в который они с Надей впервые вели в школу светящуюся от гордости и радости дочку в новеньком красном платье и с огромными белыми бантами на тоненьких русых хвостиках. Волосы у Кристинки всегда были жидковаты, как у матери, и она упорно не хотела стричься, потому что длинные волосы — это модно. Надя ее несколько раз уговаривала сделать стрижку, но Кристина ни в какую не соглашалась. Она иногда бывает очень упрямой, его дочь. Вернее, бывала упрямой. А теперь ее больше нет. И Нади нет. Они больше никогда не вернутся к нему, никогда не заговорят с ним. Он больше никогда не увидит их, во всяком случае, живыми. Хотя, наверное, и мертвыми тоже. Полина говорила, что он долго был в коме, так что Надю и Кристинку, наверное, уже успели похоронить. Их, таких живых, родных и милых — похоронить. Положить в деревянные ящики и закопать в холодную землю. Не выдержав этой мысли, Дмитрий застонал, сжав зубы, и разом нарушил этим звуком ночную тишину палаты. Вспыхнул свет, Полина подбежала к нему. Дмитрий плохо помнил, что было дальше. Кажется, он плакал, может быть, кричал… И точно — теперь Дмитрий уже не сомневался в этом — Полина сделала ему какой-то укол. После чего он вновь провалился в забытье.

* * *

Следователь оказался невысоким, голубоглазым и очень молодым — ему было года двадцать два, двадцать три максимум, а выглядел он еще моложе. Его было проще принять за студента, новобранца или даже за старшеклассника, чем за дипломированного юриста. В любой другой ситуации обращаться к нему по имени-отчеству, да еще такому длинному и трудно произносимому — Александр Александрович, — без улыбки было бы нелегко… Вот только сейчас и Полине, и Дмитрию было совсем не до улыбок. Полина очень решительно настояла на том, чтобы ей разрешили присутствовать при беседе, а у следователя даже не хватило духу возразить. Она отказалась присесть и расположилась на своем любимом месте у окна. Всем своим видом Полина давала понять, что готова вмешаться в разговор в любую секунду, если что-то пойдет не так или Дмитрию вдруг станет хуже.

Служитель закона неловко пристроился на стуле напротив кровати Дмитрия, наклонился вперед, положив руки на колени, и стал задавал типичные вопросы.

Когда с заполнением «шапки» протокола было покончено, юный Александр Александрович попросил Дмитрия припомнить все подробности дорожно-транспортного происшествия. И тот, хотя и не смотрел в сторону окна, но боковым зрением все же отметил, как напряглась Полина. Видимо, переживала за него. Что ж, неудивительно. Дмитрий, конечно, все еще никак не мог смириться с мыслью о гибели своих близких и притом не сомневался, что это еще только цветочки, последствия шока. Ягодки, то есть настоящие переживания, начнутся позже, когда шок пройдет, и будут они куда сильнее… И разумеется, ему сейчас совершенно не хотелось разговаривать со следователем, но Дмитрий понимал, что сделать это необходимо, чем быстрее будет покончено с формальностями, тем лучше. Так что он собрался максимально добросовестно выполнить то, что от него требовалось, закрыл глаза и сосредоточился на воспоминаниях.

До этого момента в его сознании еще не было четкой картины случившегося, воспоминания казались отрывочными и нечеткими — все было словно в тумане. Но теперь Дмитрий постарался максимально сконцентрироваться, чтобы припомнить все детали происшествия на дороге, и это ему удалось — события начали постепенно вырисовываться в памяти, точно фотография, опущенная в проявитель. Ночь, сильный дождь, мешающий хоть что-либо разглядеть в темноте, ухабистая дорога, идиот-водитель в машине, следующей за ними, — в таких условиях только идиот решится пойти на обгон! Дмитрий, с трудом разглядевший свет фар в зеркало заднего вида, вынужден был принять вправо, чтобы пропустить этот автомобиль на узкой дороге. Он съехал на обочину, и, очевидно, его «Форд» заскользил на раскисшей от дождя земле и врезался в столб.