— А я заболела, — как-то даже весело сообщила она. — Долго лежала в постели, делать было нечего… От скуки переключала каналы телевизора и случайно наткнулась на один старый фильм… Даже не знаю, как он назывался, я его смотрела не с начала. История о друзьях, которые вернулись с фронта после Первой мировой войны и никак не могут найти своего места в жизни. Главный герой становится гангстером, и в конце его убивают… На глазах женщины, которая его всю жизнь любила. И полицейский спрашивает ее: «Вы ему кто?», а она отвечает: «Я так и не смогла найти ответа на этот вопрос»… Так трогательно… Я в этот момент даже заплакала.
— Понятно, — кивнул Дмитрий. — Это «Ревущие двадцатые», в нашем переводе он назывался «Судьба солдата в Америке». И что же? Вам понравился этот фильм?
— Да, очень! — Девушка прижала сложенные руки к груди. — После него я стала смотреть и другие старые фильмы. И поняла, что раньше кино снимали совсем не такое, как сейчас. Оно наивное, но одновременно и более глубокое. И более человечное, что ли. В старом кино смерть — это всегда трагедия, даже если умирает какой-то второстепенный, совсем незаметный персонаж. А в каждом втором современном фильме чуть ли не горы трупов — и никому их не жалко. Ни зрителям, ни героям.
— В этом я, пожалуй, с вами согласен, — заявил Дмитрий. — Но вот насчет наивности старых фильмов вы, думаю, не совсем правы. Конечно, кино середины прошлого века очень разное, немало снималось и совершенно примитивных, не стоящих внимания картин. Но было и совсем другое кино. Далеко ходить за примером не надо, возьмем хотя бы тот фильм, который мы с вами сейчас будем смотреть. Это философская притча, довольно тяжелая, я бы даже сказал — мрачная. Действие происходит в Средние века, во время эпидемии чумы…
Дима готов был рассказывать о «Седьмой печати» и дальше, но его прервали: погас свет, и фильм начался. И весь сеанс Дмитрий ловил себя на том, что как бы ни был увлечен происходящим на экране, но все время то и дело отвлекается, поглядывая на свою соседку. Девушка очень живо реагировала на каждое событие, то пугалась, то чуть не плакала, и так явно сопереживала героям, что, наблюдая за ней, Дима не мог сдержать улыбки — даже несмотря на весь трагизм картины Бергмана.
Когда сеанс закончился и в зале вспыхнул свет, девушка торопливо отвернулась от Димы, чтобы скрыть покрасневшие глаза.
— Извините… Всегда плачу, когда смотрю кино. Такая я глупая… — смущенно пробормотала она.
— За что же тут извиняться? — отвечал Дмитрий. — Наоборот, это очень здорово, что вы так реагируете.
— Знаете, мне бы очень хотелось обсудить с вами этот фильм, — проговорила она, вставая и поправляя шляпку. — Боюсь, я кое-что в нем не поняла…
Дмитрий бросил взгляд на часы, прикидывая про себя, сколько у него есть свободного времени. Нет, никак не получится, на половину восьмого назначено очередному клиенту, а нужно еще успеть добраться до офиса.
— К сожалению, из этого ничего не выйдет, — он покачал головой. — У меня скоро деловая встреча.
Но увидев, как печально сникла девушка после этих слов, тут же добавил:
— Но ведь нам совсем не обязательно делать это именно сегодня, верно? Мы можем встретиться и в другой раз.
— Правда? — Она так и засветилась улыбкой. — А когда?
— Завтра точно не получится, — начал он раздумывать вслух. — Может, послезавтра… Или в субботу… Знаете, давайте лучше я вам позвоню. — Он вынул из кармана мобильный. — Диктуйте номер.
— С удовольствием! — Девушка торопливо, но четко назвала десять цифр. — Меня зовут Вика.
— Очень приятно, Вика, а я Дмитрий.
— Знаете что, Дмитрий… А наберите-ка меня прямо сейчас! Тогда я буду уверена, что вы правильно записали номер.
— Нет проблем. — Он нажал кнопку, дождался момента, когда где-то в недрах ее сумочки заиграла электронная мелодия, и поинтересовался:
— Вас подбросить, Вика? Я еду на Остоженку и могу высадить вас где-нибудь по дороге, где вам будет удобно.
— Ой, это было бы замечательно! — просияла она. — А то этот кинотеатр всем хорош, кроме одного — очень уж далеко расположен от всех станций метро.