Письма к Аттику, близким, брату Квинту, М. Бруту

1. Я уже получил от тебя три письма: одно от Марка Корнелия, которое, как я думаю, ты передал ему в Трех Харчевнях163; второе доставил мне твой хозяин164 из Канусия; третье — это то, что ты послал, как ты пишешь, с корабля после подъема якоря. Все они были не только посыпаны солью остроумия, как говорят ученики ораторов, но и замечательны по проявлениям твоей дружбы. Эти письма заставляют меня ответить тебе, но я несколько медлю с ответом, именно потому, что не нахожу надежного посланца. Много ли таких, кто сможет доставить довольно увесистое письмо без того, чтобы не уменьшить его веса, прочитав его от начала до конца? К тому же мне полезен не всякий165, кто отправится в Эпир. Я все же думаю, что ты, заклав жертвы у своей Амальтеи, тотчас же выехал для осады Сикиона166; но я не знаю точно, когда ты отправишься к Антонию и сколько времени потратишь на Эпир. Поэтому я не решаюсь доверить письмо, где говорю несколько свободно, ни ахеянам, ни эпиротам.

2. После того, как ты меня оставил, произошли события, достойные упоминания в моем письме, но их нельзя касаться ввиду опасности, что письмо пропадет или будет вскрыто или перехвачено. Прежде всего ты должен знать, что мне не предложили высказаться первым и предпочли мне усмирителя аллоброгов167, причем это произошло под гул одобрения сенаторов, но не против моего желания, ибо я далек от уважения к дурному человеку и свободно оберегаю вопреки его желанию свое достоинство государственного деятеля. К тому же говорящий во вторую очередь оказывает почти такое же влияние, как и первенствующий в сенате168, причем благосклонность консула не слишком связывает его свободу. Третий — Катул169, четвертый, если хочешь знать и это, — Гортенсий170. Сам консул171 — человек неумный и к тому же дурной; это шутник, вызывающий смех, даже не будучи колким; лицо его более смешное, чем его остроты; он совершенно не заботится о делах государства и держится в стороне от оптиматов; от него не приходится ни ждать чего-либо хорошего для государства, ибо он не хочет, ни опасаться дурного, ибо он не осмеливается. Зато его коллега весьма почитает меня и усердный защитник партии честных.

3. Разногласие между ними пока еще невелико, но я боюсь, как бы эта зараза не распространилась далее. Ты, я думаю, слышал, что в дом Цезаря, когда там происходило жертвоприношение за народ, проник мужчина, переодетый в женское платье; так как весталки должны были возобновить жертвоприношение, то Квинт Корнифиций заявил об этом в сенате (первым это сделал он; не подумай случайно, что кто-либо из нас172); затем, по постановлению сената173, дело передали весталкам и понтификам, а те определили, что было кощунство; после этого, по постановлению сената, консулы обнародовали предложенный закон174; Цезарь же известил жену о разводе175. В этом деле Писон, из дружбы к Публию Клодию, прилагает старание к тому, чтобы предложение, которое он сам вносит, и вносит на основании постановления сената и притом по делу об оскорблении религии, было отвергнуто. Мессала действует до сего времени со всей строгостью. Честные граждане, уступая просьбам Клодия, отстраняются от дела; вербуются шайки сторонников. Я, настроенный вначале, как Ликург176, с каждым днем становлюсь все мягче; Катон177 настаивает и торопит. Что еще сказать? Боюсь, как бы все это, не будучи доведено до конца честными гражданами и найдя защиту злонамеренных, не причинило государству великих несчастий.

4. Твой известный друг (знаешь, о ком я говорю?), — о ком ты написал мне, что он, не посмев порицать, начал хвалить178, — открыто показывает, что высоко ценит меня, обнимает, любит, явно хвалит, втайне, но так, что это очевидно, относится недоброжелательно. Никакого дружелюбия, никакой искренности, никакой ясности в государственных делах, никакой честности, никакой смелости, никакой независимости. Но об этом я подробнее напишу тебе в другой раз, ибо у меня еще недостаточно сведений об этом, и письмо о таких важных делах я не решаюсь доверить этому неизвестному мне сыну земли.

5. Преторы еще не бросали жребия о распределении провинций. Дело это в таком же положении, в каком ты оставил его. Воображаемое описание179 Мисена и Путеол, которое ты просишь, я включу в свою речь. Число «за два дня до декабрьских нон» указано неверно, я заметил. Те места в моих речах, которые ты хвалишь, поверь мне, очень нравились и мне, но я не решался сказать об этом ранее; теперь, так как ты одобрил их, они кажутся мне еще аттичнее180. В речи против Метелла181 я добавил кое-что. Я пришлю тебе книгу, ибо любовь ко мне сделала тебя реторолюбивым.