Читаем Письма к ближним полностью

Если все это верно, то огромная ошибка загромождать школу какою-нибудь дисциплиною специального характера. Общеобразовательная школа не может быть ни филологической, ни математической, ни естественно-историческою. Пусть она будет университетом в древнем значении этого слова, пусть она дает начальные познания и в языках, и в математике, и в естественной истории, но по возможности так, чтобы все эти отделы были уравновешены и не душили бы друг друга. Большая ошибка глядеть на среднюю школу лишь как на ступень к специальной. Вовсе не то между ними отношение. Образованность совершенно самостоятельна и независима от учености. Если она ступень, то такая, через которую в случае нужды легко шагает истинное призвание. Великие ученые выходили или прямо из самоучек, как Фарадей или Эдисон, или из школ, не дававших им никакой подготовки. Если бы в течение курса образовательной школы у юноши открылось ясно выраженное призвание к чему-нибудь, то, мне кажется, не было бы расчета терять золотое время над формальным прохождением всей программы. Такого юношу следовало бы прямо вводить в его будущую специальность, разрабатывая самую мощную жилу его способностей, пренебрегая второстепенными. Талантливым специалистом нужно родиться, – и затем вся роль воспитания – не отвлекать его от цели, для которой он пришел в мир. Требование, чтобы все юношество поголовно проходило семилетний курс, несообразно с природой. Одному семи лет мало, другому много. Для людей исключительных, стремящихся как можно скорее к заветной области, семилетний искус может быть роковым. За семь лет призвание может заглохнуть; для призвания ведь тоже всего пригоднее эти годы ранней юношеской впечатлительности, когда душа жадно ищет свойственного ей хлеба и, часто не находя его, поглощает камни. Общее образование, способствуя некоторому развитию заурядных способностей, притупляет исключительные. Постоянно отвлекаясь в сферы чуждые, неинтересные, ненужные ей, душа переутомляется, и в специальной школе ей иногда недостает той свежести, того яркого вдохновения, которыми отличались обыкновенно самородки.

В одной высшей школе – в Академии Художеств, мне кажется, требование гимназического диплома уже доказало свою вредоносность. Мы имели ряд блестящих талантов, не получивших среднего образования. С тех пор как стали его требовать, ни число талантов, ни сила их не увеличились ни в какой сколько-нибудь заметной степени. Огромный мир народных дарований, мир бедняков, для которых даже средняя школа недоступна, был навсегда отгорожен от искусства. То же следует сказать о требовании гимназического диплома от музыкантов или актеров. Но и все науки – если взглянуть на них творчески – те же искусства, все требуют увлечения, таланта, и если для живописи или музыки нет необходимости подробно знакомиться со всеми музами, то же самое для химии или медицины.

Я уверен, что многие не согласятся с этой мыслью. Возможно ли полное развитие таланта при недостаточном образовании? Пусть Репин кончил только уездное училище, но, может быть, если бы он прошел еще гимназию, то вышел бы вторым Рафаэлем. Но я замечу, что так как неизвестно, что вышло бы с Ильей Ефимовичем в этом случае, то можно предположить и обратное, т. е., пройди он гимназию, из него не вышло бы и Репина. Если бы лучшие годы юности, с 12 до 19, он посвятил бы не рисованию, а латинским глаголам и алгебре, то, может быть, мы имели бы одним посредственным столоначальником больше и одним высокодаровитым художником меньше. Я далек от того, чтобы утверждать, что образование вредит таланту или что оно ему вовсе не нужно. Я говорю лишь то, что принудительное и слишком громоздкое образование может отвлечь природу юноши от более драгоценного процесса – художественного развития, именно в те годы, упустить которые гибельно. Я утверждаю также, что образование дело наживное, что был бы налицо талант, и он сам непременно найдет способы дополнить те сведения, какие ему действительно необходимы для полноты развития. Наши замечательные художники, конечно, немало работали над собственным образованием; отсутствие диплома не помешало ни Крамскому, ни тому же Репину сделаться художественными критиками; прекрасный язык их свидетельствует о всей полноте образованности, какая доступна.

Всем этим я хочу сказать одно: каждой развивающейся душе должны быть предоставлены средства развития, но нужно остерегаться, чтобы избыток или несвоевременность средств не сбивали ее с цели.

Заживо похороненные

Перейти на страницу:

Все книги серии Мемуары, дневники, письма

Письма к ближним
Письма к ближним

«Письма к ближним» – сборник произведений Михаила Осиповича Меньшикова (1859–1918), одного из ключевых журналистов и мыслителей начала ХХ столетия, писателя и публициста, блистательного мастера слова, которого, без преувеличения, читала вся тогдашняя Россия. А печатался он в газете «Новое время», одной из самых распространенных консервативных газет того времени.Финансовая политика России, катастрофа употребления спиртного в стране, учеба в земских школах, университетах, двухсотлетие Санкт-Петербурга, государственное страхование, благотворительность, русская деревня, аристократия и народ, Русско-японская война – темы, которые раскрывал М.О. Меньшиков. А еще он писал о своих известных современниках – Л.Н. Толстом, Д.И. Менделееве, В.В. Верещагине, А.П. Чехове и многих других.Искусный и самобытный голос автора для его читателей был тем незаменимым компасом, который делал их жизнь осмысленной, отвечая на жизненные вопросы, что волновали общество.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Елена Юрьевна Доценко , Михаил Осипович Меньшиков

Публицистика / Прочее / Классическая литература
Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов
Вторая жизнь Марины Цветаевой. Письма к Анне Саакянц 1961–1975 годов

Марину Цветаеву, вернувшуюся на родину после семнадцати лет эмиграции, в СССР не встретили с распростертыми объятиями. Скорее наоборот. Мешали жить, дышать, не давали печататься. И все-таки она стала одним из самых читаемых и любимых поэтов России. Этот феномен объясняется не только ее талантом. Ариадна Эфрон, дочь поэта, сделала целью своей жизни возвращение творчества матери на родину. Она подарила Марине Цветаевой вторую жизнь — яркую и триумфальную.Ценой каких усилий это стало возможно, читатель узнает из писем Ариадны Сергеевны Эфрон (1912–1975), адресованных Анне Александровне Саакянц (1932–2002), редактору первых цветаевских изданий, а впоследствии ведущему исследователю жизни и творчества поэта.В этой книге повествуется о М. Цветаевой, ее окружении, ее стихах и прозе и, конечно, о времени — событиях литературных и бытовых, отраженных в зарисовках жизни большой страны в непростое, переломное время.Книга содержит ненормативную лексику.

Ариадна Сергеевна Эфрон

Эпистолярная проза
Одноколыбельники
Одноколыбельники

В мае 1911 года на берегу моря в Коктебеле Марина Цветаева сказала Максимилиану Волошину:«– Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.…А с камешком – сбылось, ибо С.Я. Эфрон, за которого я, дождавшись его восемнадцатилетия, через полгода вышла замуж, чуть ли не в первый день знакомства отрыл и вручил мне – величайшая редкость! – генуэзскую сердоликовую бусу…»В этой книге исполнено духовное завещание Ариадны Эфрон – воссоздан общий мир ее родителей. Сложный и неразрывный, несмотря на все разлуки и беды. Под одной обложкой собраны произведения «одноколыбельников» – Марины Цветаевой и Сергея Эфрона. Единый текст любви и судьбы: письма разных лет, стихи Цветаевой, посвященные мужу, фрагменты прозы и записных книжек – о нем или прямо обращенные к нему, юношеская повесть Эфрона «Детство» и его поздние статьи, очерки о Гражданской войне, которую он прошел с Белой армией от Дона до Крыма, рассказ «Тиф», где особенно ощутимо постоянное присутствие Марины в его душе…«Его доверие могло быть обмануто, мое к нему остается неизменным», – говорила Марина Цветаева о муже. А он еще в юности понял, кто его невеста, первым сказав: «Это самая великая поэтесса в мире. Зовут ее Марина Цветаева».В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Лина Львовна Кертман , Марина Ивановна Цветаева , Сергей Эфрон , Сергей Яковлевич Эфрон

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
100 знаменитых загадок природы
100 знаменитых загадок природы

Казалось бы, наука достигла такого уровня развития, что может дать ответ на любой вопрос, и все то, что на протяжении веков мучило умы людей, сегодня кажется таким простым и понятным. И все же… Никакие ученые не смогут ответить, откуда и почему возникает феномен полтергейста, как появились странные рисунки в пустыне Наска, почему идут цветные дожди, что заставляет китов выбрасываться на берег, а миллионы леммингов мигрировать за тысячи километров… Можно строить предположения, выдвигать гипотезы, но однозначно ответить, почему это происходит, нельзя.В этой книге рассказывается о ста совершенно удивительных явлениях растительного, животного и подводного мира, о геологических и климатических загадках, о чудесах исцеления и космических катаклизмах, о необычных существах и чудовищах, призраках Северной Америки, тайнах сновидений и Бермудского треугольника, словом, о том, что вызывает изумление и не может быть объяснено с точки зрения науки.Похоже, несмотря на технический прогресс, человечество еще долго будет удивляться, ведь в мире так много непонятного.

Владимир Владимирович Сядро , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Васильевна Иовлева

Приключения / Природа и животные / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии / Публицистика
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное