Письма к Евгении или Предупреждение против предрассудков

Говорят, что он творил чудеса, исцелял больных, ставил на ноги хромых, возвращал зрение слепым, воскрешал мертвых и, наконец, воскрес сам. Да. Но ему явно не удалось то единственное чудо, ради которого он сошел на землю: он никогда не смог ни убедить, ни обратить в свою веру иудеев, бывших ежедневными свидетелями его чудес; несмотря на эти чудеса, они самым бесчеловечным образом распяли его на кресте; и несмотря на свою божественную силу, он не смог избежать казни; он пожелал умереть, чтобы смерть его осталась на совести иудейского народа, чтобы иметь удовольствие воскреснуть на третий день и тем самым уличить своих соотечественников в неблагодарности и упрямстве. Что же из всего этого вышло? Прониклись ли иудеи этим великим чудом, признали ли они, наконец, в Иисусе мессию? Никоим образом; они этого чуда и не видели; тайно воскресший сын божий явился только своим приверженцам; только они заверяют, что беседовали с ним; только они повествуют нам о его жизни и чудесах... И после этого богословы хотят, чтобы столь недостоверное свидетельство убедило нас в божественности Иисуса по прошествии восемнадцати веков, тогда как такому убеждению не поддались его современники-иудеи? В ответ на это нам говорят, что несколько иудеев обратилось в христианство еще при жизни Иисуса; что после смерти Христа его первые приверженцы обратили многих других иудеев; что очевидцы его жизни и чудес подкрепили свое свидетельство собственной кровью; что ради подтверждения лжи не умирают; что по явному соизволению божественного промысла большая часть населения земли приняла христианство и до сего дня остается верной этой религии. Я не вижу во всем этом никакого чуда; все это очень сообразно с обычным ходом вещей в нашем мире. Ловкий обманщик, удачливый шарлатан легко мог найти себе приверженцев среди грубого, невежественного и суеверного народа; эти приверженцы, послушные его советам и соблазненные его обещаниями, соглашались бросить свою полную невзгод и трудов жизнь и последовать за человеком, обещавшим сделать их "ловцами человеков"; а это значило, пользуясь его искусством, жить за счет доверчивой толпы. Иной шарлатан с помощью своих известных одному ему средств может излечивать людей, и невежественным зрителям это покажется чудесным; глупцы тотчас же признают в нем человека, обладающего сверхъестественной и божественной силой; он и сам проникается этим убеждением и поддерживает в своих последователях веру R свое высокое назначение; он понимает, насколько ему выгодно внушать им это убеждение; ему удается разжечь их энтузиазм. Для этого он переходит к проповедям; он говорит загадками, притчами, изрекает непонятные сентенции; и все это толпе, всегда восхищающейся тем, что ей непонятно. Чтобы завоевать симпатии народа, он восстанавливает бедных и невежественных людей против богачей, против знатных и ученых людей и, в особенности, против священников, которые во все времена отличались алчностью и властолюбием и немилосердно грабили народ. Если его речи имеют успех у простонародья, всегда удрученного нуждой, всегда угнетенного и недовольного, то они совсем не по вкусу тем, против кого направлены насмешки и издевательства народного проповедника. Последние, естественно, недовольны, расставляют ему западни, стараются поймать его на слове, чтобы сорвать с него маску и предать суду. Они его преследуют, разоблачают, хватают и карают; из его приверженцев ему остаются верными несколько кретинов, которых ничто не может в нем разочаровать; несколько сторонников, привыкших к легкой жизни, да несколько ловких жуликов, которые намереваются продолжить дело своего учителя, применяя ту же систему и произнося темные, бессвязные и патетические проповеди против властей и духовенства; дело кончается преследованиями, арестами, избиениями, казнями и пытками. Бродяги, привыкшие к нищете, выносят все эти превратности, проявляя мужество, которым нередко отличаются иные преступники; в некоторых из них мужество подкрепляется фанатизмом. Эта стойкость поражает, трогает, смягчает зрителей, раздражая и возмущая их против преследователей и вызывая жалость и симпатии к преследуемым, чья стойкость заставляет предполагать их невиновность и, может быть, правоту. Так распространяется энтузиазм; преследования же все более и более увеличивают число приверженцев гонимых.

Предоставляю вам, сударыня, провести аналогию между историей нашего шарлатана и его последователей и основателями, апостолами и мучениками христианского вероучения. Как бы искусно ни была изображена жизнь