Новое издание «Писем» увидело свет лишь в 1846 г. стараниями одного из хранителей Королевской (впоследствии – Национальной) библиотеки Ж. Равенеля при участии Ш. Лабита. Текст писем был усовершенствован, комментарий существенно дополнен, а вместо очерка Баранта книге был предпослан обильно документированный «литературный портрет» м-ль Аиссе, созданный Ш-О. Сент-Бевом
[333]. В этом этюде крупнейший французский критик середины XIX в. обобщил все сколько-нибудь существенные сведения, относившиеся к истории «прекрасной черкешенки» – о ее происхождении и воспитании, о Ферриолях и Болингброках, о г-же Каландрини и, конечно, о шевалье д'Эди. При этом он, кроме источников, уже не раз привлекавшихся, использовал старые книги и журналы, ученые труды, мемуары и письма, среди которых особый интерес представляли два письма шевалье к м-ль Аиссе, обнаруженные Равенелем в бумагах г-жи де Креки, и письмо шевалье к дочери от 15 декабря 1741 г., сообщенное семейством Бонневаль (за графа де Бонневаля в 1760 г. вышла замуж внучка Блеза-Мари д'Эди и м-ль Аиссе, и с тех пор в архиве этого старинного дворянского рода начали собираться различные материалы, связанные с м-ль Аиссе и ее потомством) [334].В течение долгого времени издание 1846 г. оставалось лучшим; значение его сильно потускнело лишь после 1873 г., когда подготовленную им книгу выпустил Эжен Асе: текстологические уточнения и в особенности обширный комментарий этого неутомимого эрудита в известной степени отменяли все предшествовавшие издания «Писем», включая и труд Равенеля – Сент-Бева
[335].Последнее известное нам издание «Писем» увидело свет в 1957 г. в серии «Les Belles lectures»; от первого его отделяют ровно сто семьдесят лет.
Изданиями «Писем», откликами на них и статьями об их авторе не исчерпывается, однако, их судьба. Давно уже книга эта служит источником вдохновения для писателей – французских и не только французских.
Собственно, впервые интерес к м-ль Аиссе обозначился в художественной литературе еще задолго до выхода «Писем». Речь идет о романе аббата Прево «История одной гречанки» (1740), герои которого отдаленно напоминают «прекрасную черкешенку»
[336]и Шарля де Ферриоля [337]. Существует также мнение, что м-ль Аиссе – прообраз м-ль де Фар, одного из персонажей романа Мариво «Жизнь Марианны» (1731–1741) [338].В дальнейшем же все авторы в основном опирались на «Письма», домысливая и расцвечивая их в меру своей осведомленности и таланта.Особенно сильно проявилось это в наиболее раннем опыте такого рода – дидактической повести Ж.-Ж.-Э. Руа «Аиссе, или Юная черкешенка» (1870): приемная дочь Ш. де Ферриоля и его благочестивой, добродетельной супруги, воспитанная (после ранней смерти этой последней) в монастыре Визитандинок, Мадлен-Аиссе по выходе из монастыря становится жертвой глубокой безнравственности, царящей в аристократической среде, и «оступается»; однако под влиянием проповеди отца Бридена она решительно порывает с этим греховным миром и посвящает себя богу, но вскоре затем умирает
[339].В январе 1872 г. в парижском театре «Одеон» была дана стихотворная драма Луи Буйе «Мадемуазель Аиссе» с Сарой Бернар в главной роли. Постановке этой всячески способствовал Гюстав Флобер, близкий друг Буйе, скончавшегося в 1869 г. Стараниями Флобера в фойе театра был, между прочим, выставлен поясной портрет м-ль Аиссе, некогда принадлежавший д'Аржанталю. Несколько сцен драмы было навеяно «Письмами», ряд эпизодов восходил к «Краткому изложению истории мадемуазель Аиссе». Однако в большей своей части она являлась плодом воображения Буйе: в центре пьесы оказалась «несостоявшаяся связь» м-ль Аиссе с регентом; следующим по значению – после м-ль Аиссе и ее возлюбленного – персонажем стал некто граф де Брекур, друг первого министра кардинала Дюбуа, сводник и злодей; в числе действующих лиц был также командор Мальтийского ордена, как и Брекур, роковым образом повлиявший на ход драматических событий. Пьеса оканчивалась «катастрофой» – посвящением Блеза-Мари д'Эди в Мальтийские рыцари (что предполагало обет безбрачия) и его неожиданным отъездом на Мальту – к ужасу «прекрасной черкешенки», которую он оставлял в глубоком отчаянии. Несмотря на участие в спектакле прославленной актрисы, пьеса успеха не имела: в современной прессе по отношению к ней употреблялись такие эпитеты, как «длинная», «тягучая», «смертельно скучная», «фальшивая», даже «абсурдная». С большой иронией в ряде рецензий выделялся гневно-обличительный монолог героя, произносившийся вопреки всякому правдоподобию во дворце регента – Пале-Рояле
[340].