Письма к молодому поэту

Отчего же Вам не понять, что Он и есть грядущий, обещанный нам с незапамятных дней, что Он и есть Будущее, поздний плод дерева, чьи листья – это мы? Что Вам мешает приурочить Его приход к не наступившим еще временам и прожить всю Вашу жизнь словно один скорбный и прекрасный день единой великой беременности? Разве не видите Вы, что все, что бы ни случилось, всегда и снова есть Начало, и разве все это не может быть Его Началом, раз начало всегда прекрасно? Если Он и есть совершенство, разве не должно Ему предшествовать нечто меньшее, чтобы Он мог найти себя во многом и в различном? Разве Он не должен быть последним в мире, чтобы вместить в себя все, и зачем тогда были бы мы, если Тот, кого мы взыскуем, уже существовал бы давно?

Как пчелы собирают свой мед, так мы берем отовсюду самую большую радость, чтобы создать Его. Нам можно начать даже с малого и неприметного, если оно внушено любовью: с работы и отдыха после работы, молчания и малой одинокой радости, – всем, что мы творим одни, без друзей и участников, мы начинаем Его бытие, которого мы не увидим, как и наши прадеды не могут увидеть нас. И все же они, давно усопшие, – в нас, они стали нашей глубокой сутью, бременем на нашей судьбе, кровью, шумящей в наших жилах, жестом, встающим из глубины времен.

Может ли что-нибудь отнять у Вас надежду, что когда-нибудь и Вы пребудете в Нем, дальнем и нескончаемом?

Отпразднуйте, дорогой господин Каппус, Рождество с этим светлым чувством, что, быть может, Ему и нужна эта Ваша тревога о жизни, чтобы Он мог начаться; и дни Ваших перемен, быть может, и есть такое время, когда все в Вас трудится над Ним, как Вы когда-то ребенком, забывая себя, трудились над Ним. Будьте терпеливы и бестревожны и помните, что самое малое, что Вы можете сделать, – это не мешать Его приходу, как земля не мешает весне, когда она хочет прийти.

Будьте веселы и утешены.

Ваш Райнер Мария Рильке

Рим, 14 мая 1904

Мой дорогой господин Каппус, с тех пор как я получил Ваше последнее письмо, прошло немало времени. Не гневайтесь на меня; сначала работа, потом срочные дела и, наконец, болезнь как-то все мешали мне приняться за ответ, который – как мне хотелось – должен был стать для Вас вестью спокойных и ясных дней. Теперь я снова чувствую себя немного лучше (начало весны с его капризным и злым непостоянством я и здесь перенес плохо) и могу передать Вам, дорогой господин Каппус, привет и с сердечной радостью ответить на Ваше письмо.

Вы видите, я переписал Ваш сонет; я думаю, что он красив и прост и родился в той форме, в какой он с таким тихим достоинством выступает. Это лучшие из Ваших стихов, которые мне было дозволено прочесть. Эти стихи, переписанные мною, я Вам возвращаю: я знаю, как это ново и важно – увидеть свою работу, переписанную чужой рукой. Прочтите эти стихи, как чужие, и Вы еще глубже почувствуете, насколько они – Ваши.

С радостью я перечитал несколько раз этот сонет и Ваше письмо; благодарю Вас за них.

И Вас не должно смущать в Вашем одиночестве, что есть в Вас что-то, что не соглашается и желает выхода. Именно это желание, если Вы им распорядитесь спокойно и неспешно, если увидите в нем Ваш рабочий инструмент, Вам поможет отвоевать обширные и новые владения для Вашего одиночества. Люди научились с помощью условностей решать все сложные вопросы легким и наилегчайшим образом; но ясно, что мы должны помнить о трудном. Все живое помнит о трудном, все в природе растет и, обороняясь, как может, хочет стать чем-то неповторимым и особым, любой ценой одолевая все преграды. Мы знаем мало, но то, что мы должны искать трудного пути, есть непреложность, которая неизменно будет руководить нами; хорошо быть одиноким, потому что одиночество – трудно. И чем труднее то, чего мы хотим, тем больше для нас причин добиваться именно этого.