Письма к Олафу Броку. 1916–1923

Каков бы ни был этот ответ решение мое непреклонно. Отъезд мой, разумеется, будет обставлен так, чтобы не произвести впечатления «бегства», то есть будет сказано, что я поехал в Париж за осведомлением и мне инструкциями. Впрочем, никакого впечатления быть не может, ибо Министр, исполняющий должность[775], принял меня раз, очень сухо, и как будто недоуменно. Причем заявил, что о приеме у Короля и речи быть не может. Когда поступаешь вполне ясно сознаваемому долгу, то придаешь второстепенное значение оценке своих поступков другими людьми. Но я вполне уверен, что любой здравомыслящий человек меня поймет и со мной согласится. Сидеть здесь для [неразб. франц. текст – ред.][776], ничего не делать и получать за это 200 £ в месяц – это такой чудовищный нравственный абсурд и такой недостаточный bluff[777], что я на него не способен. [выделено в документе – ред.] условия совершенно фантастические, исключающие возможность работать даже при нормальном положении вещей во всех других отношениях.

Ради того, чтобы не вызывать кривотолков – преждевременных – ибо я остаюсь здесь до 24-го, очень прошу Вас пока держать все это про себя. Не имел здесь никаких авторитетных сведений о том, что делается в России. Если что знаете достоверно, сообщите. Очень буду рад, если откликнетесь на это письмо.

Крепко жму Вашу руку

Ваш К. Набоков

Источник: ГАРФ. Ф. Р-6094. Оп. 1. Д. 91. Л. 1–4 с об. Рукопись. Подлинник.

Приложение 3 Из писем К. Н. Гулькевичу о подготовке транспортировки золота в США

После начала гражданской войны, Белому движению потребовалась дипломатическая поддержка, на что были направлены усилия Совещания послов в Париже. Весной 1919 года правительство адмирала А. В. Колчака приняло решение взять Русское политическое совещание[778] на свое содержание. Часть золота в слитках и монете в результате продаж и депозитных операций к 30 января 1920 года была отправлена через Владивосток за рубеж. В том числе, в Европу[779].

Поскольку белые потерпели поражение, и печальный для них исход гражданской войны стал ясен, перед Совещанием послов и его рабочим органом Финансовым советом встала задача сохранить для эмиграции то, что осталось от золота. Для этого предстояло скрыть его не только от законных претензий Советского правительства, но, возможно, и от кредиторов России из числа ее союзников. В марте 1921 года был заключен англо-советский торговый договор, что де-факто означало первый шаг к полному признанию Советского государства. Стремительно развивавшиеся события заставляли эмигрантскую верхушку торопиться.

Судя по прилагаемым документам (оригиналы сохранились в архиве проф. Брока)[780], к тому времени в распоряжении К. Н. Гулькевича в Стокгольме оказалась существенная сумма в виде слитков и золотых монет (империалов). Прямого указания на ее происхождение в этих документах не имеется. Однако, согласно результатам исследований историков, это, скорее всего, было, так называемое, «колчаковское золото», оказавшееся в распоряжении лидеров Белой дипломатии. После переплавки оно было доставлено из Швеции в Берген, откуда пароходом вывезено за океан.

Покупателями казенного российского золота, как явствует из документов, выступили американские банки. В письмах упоминаются «Нашионал Сити Банк»[781] и «Англо Банк Сан-Франциско»[782]. В проведении операции участвовал представитель американских банков в Европе Вильям Д. Зимдин[783], Гетеборгский банк[784], крупный норвежский коммерческий банк (норв.: Den Norske Creditbank)[785], посредническая контора некоего В. Васильева. Трудно сомневаться, что в той или иной мере были вовлечены в осуществление деликатного мероприятия правительственные власти как Швеции, так и Норвегии. В Норвегии проведению операции обеспечивал содействие проф. Брок, поддерживавший личные контакты с людьми во власти и банковском бизнесе.

Было бы ошибкой полагать, что К.Н. Гулькевич провел эту крупную операцию, в том числе, в собственных финансовых интересах. По свидетельству британского посланника в Стокгольме, поддерживавшего дружеские отношения с К.Н. Гулькевичем, последний в эмиграции находился в весьма стесненных материальных условиях[786]. Подтверждает это и переписка с ним Олафа Брока[787].

В распоряжении авторов публикации имеются фотокопии помещаемых ниже документов.