Читаем Письма к подруге полностью

Актриса во мне медленно умирает от сознания собственной ненужности. Сцена – жизнь моя, и я отлучена от нее. Вот сейчас пишу тебе это письмо и даю себе слово уйти завтра же. Но знаю наперед, что утром передумаю, скажу себе: «Ты что? Это же Камерный театр, в который ты стремилась столько лет! Это сцена, о которой ты столько лет мечтала! Обратно ты вернуться не сможешь. Успокойся! Подожди еще немного! Рано или поздно будет тебе роль! Не отчаивайся!» «Не отчаивайся, рано или поздно будет тебе прибыль!» – говорил мой отец своим приятелям, когда тем не везло в делах. А вечером, за ужином, он говорил матери: «У дурака – убыток, у умного – прибыль». Вот я и думаю – может, я тоже дура? Может, нет у меня никакого таланта? Или его ровно столько, сколько нужно для провинциальной сцены? А на столичную, да еще и в Камерный театр я напрасно сунулась? Села не в свои сани? Мучаюсь невероятно, терзаюсь сомнениями, а посоветоваться не с кем. Павла Леонтьевна не может ничего посоветовать. Она только утешает меня, уговаривает набраться терпения. Ниночка тоже утешает, ссылается на особенности Камерного театра и «непростую обстановку». Обстановка всегда непростая, что с того? Или она непростая только для меня? Ох, не знаю… Чувствую себя кошкой, которая ходит вокруг подвешенной к потолку рыбы. И не достать, и уйти жалко – вдруг рыба упадет. Самое страшное то, что я не знаю, куда мне идти. Ирочкин Юра[23] зовет меня к себе, но я не могу решиться сменить театр, о котором я мечтала полжизни, на черт знает что. У Юры в театре тоже все непонятно. Сегодня скажут одно, а завтра – другое. Но если уж решусь уйти, то уйду к нему. Других вариантов у меня сейчас нет, к тому же Юру я довольно хорошо знаю. Кстати, Юра и Павлу Леонтьевну тоже зовет, но она все не решается. Но Павла Леонтьевна – бриллиант, ее любой режиссер возьмет с радостью, а кто такая я? Очень горько думать, что Юра зовет меня только из жалости. Ненавижу, когда меня жалеют. Это, наверное, потому что в детстве меня никто не жалел, кроме нашей кухарки. Но Юра обещает сразу же дать мне роли, а ради того, чтобы вернуться на сцену, я готова на все. Ох, не знаю, ничего я не знаю. К гадалке ходила, поверишь ли? Чтобы я да пошла к гадалке? Только зря деньги потратила. Эта дура раскинула карты и начала вещать о том, что скоро я встречу короля треф, который сделает меня счастливой. А я же ей конкретный вопрос задала – уходить мне из театра или нет?

Таиров с момента закрытия «Сонаты» не ставит ничего нового. Вот в этом, милая моя, вся загвоздка. Я говорю себе: «Вот возьмется Таиров ставить что-то и даст мне роль, надо подождать». Сам Таиров говорит, что никак не может найти подходящей пьесы. После неудачи с «Сонатой» ему нужна такая пьеса, которая всем понравится. Что-то революционное, содержательное и заведомо проходное. Но, с другой стороны, в театре только я одна болтаюсь без дела. У всех остальных есть роли.

Нет, милая моя, я все же уйду и уйду очень скоро. Вот, пока писала тебе это письмо, обдумала все еще раз (в сотый, наверное, раз!) и поняла, что надо уходить как можно скорее и уходить тихо, не хлопая на прощанье дверями. Боже упаси меня хлопать дверями! Никто не виноват, что так получилось. Скажу тебе честно, что если бы я была на месте Алисы Георгиевны и какая-то шикса[24], которую из милости взяли в труппу, попыталась бы, пусть и сама того не желая, со мной соперничать, я бы поспешила от нее избавиться. Или бы не стала избавляться? Ох, не знаю. Я же не на месте Коонен нахожусь, а на своем собственном.

Мне горько и обидно. Столько было надежд! Так хорошо все начиналось! Я думала: вот награда за годы моих скитаний по стране. Ах, Фирочка, ты не поверишь, если узнаешь, как высоко я возносилась в своих мечтах! Выше неба и звезд! Наверное, за это судьба меня и наказала. Не возносись, и не будешь проклята!

На память о моей Зинке у меня остались афишки, несколько газетных вырезок и фотография. Помнишь, я говорила, что Павла Леонтьевна ругает меня за то, что я не делаю себе альбома. Состарюсь, захочется вспомнить, а ничего под рукой не будет. Вот я и решила наконец-то завести альбом. Даже купила альбом, красивый, в кожаном переплете. Подарила его потом Ниночке на день рождения и радовалась, что ничего не успела в него наклеить. Хорош бы получился альбом с одной-единственной ролью.

Буду заканчивать, Фирочка. Прости меня за то, что я написала тебе такое тяжелое письмо. Людям, которые приходят в себя после тяжелой болезни, полагается писать веселые письма. Я бы с огромным удовольствием написала бы тебе такое письмо, если бы могла. Но не могу.

Выздоравливай поскорее, милая моя, и не переживай о том, что от тебя не зависит. Не стоит портить себе жизнь мечтами о несбыточном. Павла Леонтьевна очень верно говорит: «Ничего не вышло, значит, так и надо. Бог уберег». Будет у тебя еще много-много счастья. Тебе еще и сорока нет, вся жизнь, почитай, впереди.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сокровенные мемуары

Петр Лещенко. Исповедь от первого лица
Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Многие годы имя певца, любимого несколькими поколениями советских (и не только советских) людей, подвергалось очернению, за долгие десятилетия его биография обросла самыми невероятными легендами, слухами и домыслами.Наконец-то время восстановить справедливость пришло!Время из первых уст услышать правдивую историю жизни одного из самых известных русских певцов первой половины ХХ века, патефонной славе которого завидовал сам Шаляпин. Перед нами как наяву предстает неординарный человек с трагической судьбой. Его главной мечте — возвращению на родину — не суждено было сбыться. Но сбылась заветная мечта тысяч поклонников его творчества: накануне 120-летия со дня рождения Петра Лещенко они смогли получить бесценный подарок — правдивую исповедь от первого лица.

Петр Константинович Лещенко

Биографии и Мемуары / Документальное
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает
Раневская в домашних тапочках. Самый близкий человек вспоминает

Эта книга полна неизвестных афоризмов, едких острот и горьких шуток великой актрисы, но кроме того вы увидите здесь совсем другую, непривычную Фаину Раневскую – без вечной «клоунской» маски, без ретуши, без грима. Такой ее знал лишь один человек в мире – ее родная сестра.Разлученные еще в юности (после революции Фаина осталась в России, а Белла с родителями уехала за границу), сестры встретились лишь через 40 лет, когда одинокая овдовевшая Изабелла Фельдман решила вернуться на Родину. И Раневской пришлось задействовать все свои немалые связи (вплоть до всесильной Фурцевой), чтобы сестре-«белоэмигрантке» позволили остаться в СССР. Фаина Георгиевна не только прописала Беллу в своей двухкомнатной квартире, но и преданно заботилась о ней до самой смерти.Не сказать, чтобы сестры жили «душа в душу», слишком уж они были разными, к тому же «парижанка» Белла, абсолютно несовместимая с советской реальностью, порой дико бесила Раневскую, – но сестра была для Фаины Георгиевны единственным по-настоящему близким, родным человеком. Только с Беллой она могла сбросить привычную маску и быть самой собой…

Изабелла Аллен-Фельдман

Биографии и Мемуары
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя
«От отца не отрекаюсь!» Запрещенные мемуары сына Вождя

«От отца не отрекаюсь!» – так ответил Василий Сталин на требование Хрущева «осудить культ личности» и «преступления сталинизма». Боевой летчик-истребитель, герой войны, привыкший на фронте смотреть в лицо смерти, Василий Иосифович не струсил, не дрогнул, не «прогнулся» перед новой властью – и заплатил за верность светлой памяти своего отца «тюрьмой и сумой», несправедливым приговором, восемью годами заключения, ссылкой, инвалидностью и безвременной смертью в 40 лет.А поводом для ареста стало его обращение в китайское посольство с информацией об отравлении отца и просьбой о политическом убежище. Вероятно, таким образом эти сенсационные мемуары и оказались в Пекине, где были изданы уже после гибели Василия Сталина.Теперь эта книга наконец возвращается к отечественному читателю.Это – личные дневники «сталинского сокола», принявшего неравный бой за свои идеалы. Это – последняя исповедь любимого сына Вождя, который оказался достоин своего великого отца.

Василий Иосифович Сталин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии