«Прочитал Ваше письмо в «Известиях», я хочу поздравить Вас с Новым годом вообще и с Новым годом в Вашей личной жизни.
Быть стариком — дело не легкое и не очень радостное. Но старость становится легкой и радостной, когда чувствуешь новое в жизни и сам участвуешь в новизне наших дней… Думаю, что нет большего счастья, чем найти вновь свою Родину и ощутить кровную близость со своим народом.
Я был Вашим злейшим врагом, а в настоящее время приветствую Вас как политического союзника и идейного противника».
Из Бразилии я получил письмо от одного старого друга. Оно характерно тем, что выражает, как мне кажется, мысли многих эмигрантов, сомневавшихся в авторстве «Открытого письма». Вот что он пишет:
«Все мы читаем копии Вашего письма эмигрантам… пришлите письмо… не надо даже письма — достаточно одной Вашей подписи, чтобы быть уверенным, что Вы живы и Ваше письмо к эмиграции написано действительно Вами…»
Я послал ему и свой автограф и теплые, сердечные слова благодарности.
А вот выдержка из письма бывшего офицера белой армии, проживающего в Белоруссии:
«…Вы пришли к нам из того мира, который я покинул 40 лет назад. Во время Октябрьской революции я был юнкером Киевского инженерного училища…
К тому выводу, к которому пришли Вы сейчас, что русский народ поддерживает большевиков и всякие авантюры против Советской власти бесполезны, я пришел еще в 1920 году…»
Я привел всего лишь несколько строк из приветственных, сердечных писем, чтобы не утомлять внимание читателей и не создавать впечатления саморекламы.
Теперь перехожу к печатным откликам. И здесь дело меняется.
Русская туманность, приютившаяся на гостеприимной груди Северных Американских Штатов, для меня прояснилась; я вижу не только очертания политических групп, но даже выступают образы отдельных лиц и даже знакомых мне лиц. Вообще говоря, существуют два стана русских эмигрантов на Западе. Один стан, который сочувствует делу мира и даже энергично за него борется и потому дружественно смотрит на Советскую власть. И другой стан, который против мира и яростно Советскую власть ненавидит.
В первую голову я должен отметить «Русский Голос», в котором было напечатано мое открытое письмо. Эта газета, ее читатели представляются мне конструктивной формацией, идущей по здоровому пути. Я сердечно благодарен всем тем лицам, которые поняли меня, поддержали и умело, мужественно меня защищали и защищают против нападок из другого стана. Но я благодарен и Глебу Струве, который, хотя не разделяет позиции «Русского Голоса», однако написал статью в «Русской Мысли», где деловито, документально, с полным знанием дела рассказал всю знаменитую историю о «Тресте» — историю о ложных обвинениях в связях с органами ГПУ во время моего нелегального пребывания в России в 1925 г. И это тоже конструктивный шаг, потому что всякая правда всегда плодотворна, как всякая ложь разрушительна в конце концов.
Тут, кстати, я хочу рассказать нижеследующее.
В некоторых эмигрантских газетах, объявивших мне войну, пытались заподозрить и то обстоятельство, что я в 1925 году поехал искать своего пропавшего без вести сына. По их мнению, это было только предлогом, выдуманным московскими чекистами с целью заманить меня в Советскую Россию. Сейчас я могу заявить. В октябре 1960 года мне удалось побывать в гор. Виннице. И там я нашел врача, который подтвердил, что в 1925 году действительно Вениамин Шульгин, мой сын, находился в психиатрической лечебнице, именно там, где я предполагал, что он должен быть, но в 1925 году мне не удалось этого установить.