ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ

Что особенно трагично – это состав оправдательного приговора. Через минуту (по вынесении приговора), говорит «Свет», «стало известно, что по вопросу о виновности Бейлиса голоса присяжных разделились шесть против шести». Но что же в таком случае это за приговор? Может ли Россия и все христианство быть обеспечены, что суд присяжных в данном случае вынес твердую уверенность в невиновности Бейлиса? Напротив, суд в приговоре, сложившемся шесть против шести, вынес абсолютную неуверенность в истине своего решения. «Либо да, либо нет» – вот ведь что означают собою эти 6=6. Очевидно, только сомнение, толкуемое в пользу подсудимого, позволило выйти правосудию из этого состояния равновесия, равносильного параличу суда. И вот это нечто случайное, нечто невесомое – каково сомнение при одинаковой вероятности утверждения и отрицания – и склонило чашу весов в пользу евреев. Но по чистой совести, может ли подобный приговор удовлетворить Россию? Мне кажется, что, как мы ни устали с этим проклятым делом, при обилии кассационных поводов его следовало бы вести дальше, следовало бы, как японскую войну, продолжать до вполне благоприятного результата, удовлетворяющего нравственное чувство народное. Нужен не Бейлис, нужен виновный, ибо жертва налицо, и если на Бейлисе сходятся все невидимые и видимые лучи как на единственном вероятном соучастнике преступления, то следовало бы не спешить с его освобождением от судебного преследования. Если бы завтра открылись другие убийцы и оказалось, что Бейлис ни при чем, он, конечно, должен быть отпущен, но ведь в данном состоянии вопроса только один Бейлис и составляет определенно подозрительное лицо. Так неужели ради одной лишь причины, что он еврей, отказываться от обязанности окончательного расследования этого черного дела?

Первой частью приговора того же суда присяжных безусловно установлено, что убийство христианского мальчика произошло на еврейском заводе, где управляющим служил Бейлис, и при обстоятельствах, раскрытых на суде, то есть указывающих на обстановку ритуала и прикосновенность к нему Бейлиса. Как же согласить первую часть приговора со второй? Как понять, что еврей, в час убийства тащивший христианского мальчика к обжигательной печи завода (по показанию детей-очевидцев) и бывший последним из тех, кто был замечен вблизи мальчика, совсем-таки невиновен, не только в убийстве, но даже в соучастии? Шесть из двенадцати присяжных признали Бейлиса виновным, как признали его виновным очень опытные представители коронной и профессиональной юстиции: прокурор, председатель суда (по отзывам еврейских газет, председательское напутственное слово присяжным носило явно обвинительный оттенок), а также такие знаменитые адвокаты, как Замысловский [85] (бывший прокурор) и Шмаков [86] . Вы скажете, что другие представители юстиции – адвокаты Бейлиса – отрицают его виновность. Да – но ведь беспристрастие этих адвокатов и экспертов со стороны защиты кое-чем скомпрометировано, – например, тем, что они получили слишком внушительные гонорары. О, конечно, они получили их только за свой труд ~ но если бы они выступили против Бейлиса, то позволительно усомниться, получили ли бы они «за свой труд» хоть медный грош…

Тут мы подходим к основному центру судебной драмы. Что же значит, что, несмотря на доказанность зверского убийства христианского мальчика на еврейском заводе, в дни еврейского мстительного праздника, в тайной еврейской молельне, в которой присутствовали хасиды, пекари и развозители мацы, – евреи все-таки остались в стороне? Что же значит, что глубокое убеждение русской государственной юстиции в наличии в данном случае ритуала, как и убеждение в том же следственных властей и независимых экспертов, сведено к нулю? Что же значит, что против шестерых присяжных, убежденных в виновности Бейлиса, выступили шесть будто бы не убежденных в этом?