Письма к русской нации

Обыкновенно игнорирование вещей близко к игнорации в отношении их. Говорят: «Какие пустяки! Что такое мазепинцы? Все это вздор, политическое мелкое сектантство, не более. Малороссы все лояльны, целый ряд их торжественно заявляет о своей лояльности». На это можно заметить, что ведь и сам Мазепа очень долгое время считался лояльным. Даже более того: он долго и был лояльным, но вот подите же, в конце концов оказался предателем. Мазепа был, подобно мазепинцам, польского воспитания, но православный. Еще до Петра Великого он вошел в доверие московских бояр. Именно лояльностью своей он обворожил фаворита Софьи – князя В. В. Голицына [96] и добился гетманской булавы. Мазепа вполне добросовестно участвовал в Крымском походе Голицына, умел понравиться молодому Петру, усмирил даже одно восстание на Украине (Петрика), принимал деятельное участие в походах Петра к Азову. В начале шведской войны он воюет со шведами, строит Печерскую крепость и пр. Уже в возрасте за шестьдесят лет Мазепа вдруг сбрасывает свою лояльность и совершает сразу двойную измену: не только Петру, но и самой Малороссии. Немногим малороссам известно, что потайному договору с королем Станиславом и Карлом XII Малороссия, восставшая на Петра, предназначалась целиком Польше, а Мазепа награждался княжеством полоцким и витебским. Стало быть, не о самостийности Украины мечтал он, а о новом подчинении народа ненавистным ляхам. Вот вам психология предателя, всю долгую жизнь казавшегося верноподданным. Нынешние мазепинцы в огромном большинстве усвоили всю душу своего патрона, проклятого Церковью. Они притворяются безусловно верными России, они даже служат ей на всевозможных поприщах, иногда служат недурно, но в душе у них всю жизнь таится измена, и, может быть, двойная измена. Вместо «самостийности» Украины они охотно подведут свою родину под ярмо австрийцев, а сами не получат, конечно, вассального княжества, о котором мечтал Мазепа, но все-таки получат какую-нибудь подачку, хотя бы частичку «фон», которую получил за свое мазепинство г-н Василько, галицкий украиноман. Вот почему видимая лояльность еще ровно ничего не говорит; надо помнить, что под нею очень часто затаены застарелые ненависть и измена.

Как ни больно признать это, довольно широкие слои малорусского общества (особенно интеллигенции и буржуазии) охвачены острым сепаратистским настроением и в национально-государственном смысле ненадежны. Подобно всем народностям, под властью чужой культуры малороссы имеют как бы две политические души вместо одной, и одна из них – чужая, великорусская. Натурализуясь, как немцы и поляки, переходя невольно на наш язык и сливаясь с нами в общеевропейском быте, обруселые малороссы с болью в сердце чувствуют, что они изменяют Украине и что второе их поколение едва ли даже вспомнит, откуда оно родом. Измена вполне естественная и неизбежная, но все же чувствуется как некий грех, а за грехом следует нередко внутреннее раскаяние, оплакивание прошлой верности, идеализация невозвратной «чистоты». Несомненно, в украинском, как и во всяком сепаратизме, только 50 процентов обдуманного краевого сепаратизма, остальные же 50 процентов приходятся на романтику – особенное чувство жалости к тому, что уже брошено не без основания. В эпоху рыцарства последнее окружалось далеко не таким обаянием, как в века последующие, когда оно исчезло. «Пусть жертвенник разбит, огонь еще пылает. Пусть арфа сломана, аккорд еще рыдает». Этот гаснущий огонь, этот рыдающий аккорд прошлого составляет то прекрасное, что чувствуется сепаратистами в своем сердце.