Письма к утраченной

С некоторым усилием Альберт Гривс собрался, взял со стола чашку. Комната была тесная, темная, захламленная. «Это для меня – хлам, а для старика – целая жизнь», – одернул себя Уилл. Обстановка напоминала антикварный магазинчик в деревне Котсуолд, где обосновались его родители; мать называла заведение лавкой древностей. Удивительный район эта Гринфилдс-лейн, каждый дом – со своим характером. Уилл начал представлять, как бы выглядела комната без аляповатого ковра, сосновой облицовки на камине, сувениров, медной посуды и безвкусных картин, но почти сразу устыдился.

– Так я про кошку, – словно издалека донесся голос Альберта Гривса. – Я всем говорил, что кошка – моя, а на самом деле она была своя собственная. Я ее на улице подобрал, в дом приволок. Матушка – та вовсе брать ее не хотела. Звала блохастой бродяжкой, и не иначе. Только, по-моему, у той кошки домов было несколько. То здесь поживет, то там. Однажды ушла и три недели пропадала. Я весь извелся. А она возьми и появись, будто так и надо, будто и не уходила вовсе.

Уилл кашлянул, прикидывая, как вернуть разговор к Нэнси Прайс, но мистер Гривс продолжал:

– Вот и Нэнси. То она здесь, то пропадет, а куда – поди знай. Мы с женой этот дом в сорок восьмом купили у одного старика, который в нем войну пересидел. Нэнси тогда уже жила в номере четвертом.

Гривс снова хихикнул, и звук получился неожиданно густым для столь чахлого тела.

– Эх, хороша была! Моя Дороти ее недолюбливала. Оно и понятно: война только что кончилась, все в обносках ходят, перебиваются кое-как, а тут Нэнси – кудри золотистые, помада что огонь, туфли на каблуках…

– Значит, все это время дом был собственностью мисс Прайс?

Уилл попытался отвлечь старика от воспоминаний и выцарапать еще хоть крошку информации, которую потребует от него Анселл. Пометил в блокноте: «1948 год».

– Я ничего не говорил про собственность. Но она там жила. Почти безвыездно.

– Почти? И куда же она ездила?

– Понятия не имею. Нэнси нам не докладывала. Может, к любовнику. А что? Она же была как картинка. Раньше каждый про свою личную жизнь помалкивал. Эти-то, нынешние, повадились грязное белье на людях стирать. Я про всякие шоу. Трындят, трындят, отношения выясняют. Ни стыда, ни совести. – Гривс презрительно махнул на громоздкий, с выпуклым экраном телевизор, что помещался в углу. – Мы сами разбирались, без посторонней помощи. И в чужие дела нос не совали. С вопросами не приставали к людям.

Уилл захлопнул блокнот.

– Извините, мистер Гривс. Наверное, я кажусь вам докучливым. Но поймите: наша компания собирает сведения для пользы самой Нэнси. Мы должны выяснить, были ли у нее родственники. Если были – они получат наследство. Если же их не было, или мы их не найдем – все имущество отойдет государству.

Кажется, он задел старика за живое.

– Крючкотворы проклятые! Мошенники! Захребетники! Лишь бы карман набить нашими кровными! Бьешься всю жизнь, зарабатываешь. Не успел помереть – а уж стервятники налетели.

Чувствуя, что беседа принимает опасный оборот, Уилл поспешно направил Гривса на проверенную дорожку:

– Не знаете, у Нэнси были братья или сестры? Может, она упоминала о своей родне?

– Никогошеньки у нее не было. Она из сиротского приюта и, кстати, говорила про то не стыдясь. Да и что тут зазорного? Нэнси привыкла сама о себе заботиться, на том и стояла.

– Тем лучше для нее.

Впрочем, едва ли это лучше для Анселла. Если Нэнси Прайс действительно сирота, значит, архивов со сведениями о ее родных не существует в природе, а без них что-то раскопать почти нереально.

– Полагаю, вы не знаете, оставила ли мисс Прайс завещание? Официально заявлено, что завещания нет, однако не исключено, что его просто не нашли. Оно может преспокойно лежать где-нибудь в доме…

Мистер Гривс рассмеялся, будто закаркал.

– Это вряд ли. Нэнси была не из тех, кто связывается с конторами да бумажками. Ни счета в банке, ни страховки, ничего такого. Правда, ключ у меня есть. Дом пригляда требует, вот я и приглядывал, почту разбирал и тому подобное. До инсульта, конечно. Говорю же – будто молнией ударило…

Зазвонил мобильник. Уилл вынул его из кармана, пробормотал: «Извините, мистер Гривс». На экранчике светилось «Анселл».

– Уилл Холт.

– Да неужели? Неужели же это труднодоступный Уилл Холт? Чудеса, да и только! Я думал, на звонок ответит Шергар[11], а то и сам Лорд Лукан[12], мать его так. Ну и где тебя черти носят, Уилл Холт?

– У меня разговор с соседом мисс Прайс. Я выяснил, что…

– Разве я имел дерзость осведомиться, где находится ваша гребаная светлость? В таком случае приношу свои извинения. На самом деле я имел в виду, когда ты соизволишь водрузить свою интеллигентскую задницу на сиденье своей крутой тачки и вернуться в офис, пока я тебя не уволил к небезызвестной матери? Ну так как, возвращение входит в твои планы, старина?

Характерный для частных закрытых школ выговор как излюбленный способ третировать, усвоенный Анселлом. Ничего принципиально нового. Уилл по опыту знал: такие выпады лучше пропускать мимо ушей.