Письма к утраченной

– Сейчас приеду, если вы так хотите. Только мистер Гривс – сосед мисс Прайс – сейчас рассказывает мне…

– На этом позвольте вас прервать, мистер интервьюер. Потому что, если только ваш Гривс не собирается сообщить, что Нэнси Прайс была кузиной Ага-хана[13], дальнейшие расспросы не нужны. Дом ей не принадлежал, а ее фамильное древо – лысое, как рождественская елка к третьему января. Рискую показаться ретроградом, зацикленным на таком несовременном понятии, как деньги, однако требую: немедленно дуй в офис, тут для тебя – то есть для фирмы – выгодное дельце. И последний аргумент: я действительно так хочу.

Мобильник отправился обратно в карман. Мистер Гривс смотрел в окно. По прихоти зимнего света за стеклами очков не было видно глаз. Слышал ли он ругательства Анселла, а если да, то в каком объеме?

– Звонил мой босс. Требует, чтобы я немедленно ехал в офис, так что, пожалуй, мне лучше будет с вами попрощаться, мистер Гривс.

Уилл спрятал блокнот в портфель, щелкнул застежкой, поднялся.

– Большое спасибо за то, что уделили мне время.

В недрах инвалидного кресла старик чуть дернул правым плечом (правая сторона от инсульта не пострадала).

– Ни к чему благодарить. Времени у меня мало осталось, это верно. Но и тратить его не на что. Знаешь, парень, я по ней скучаю. Ну, по Нэнси. Она такая занятная была. Когда она шейку бедра сломала и за ней приехали, она думала, это ненадолго. Скоро, говорила, поправлюсь и вернусь. Чудачка! Кто ж оттуда возвращается? Я, пока мог, приглядывал за домом – ну, чтоб наркоманы там не окопались или бродяги. А то желающих хоть отбавляй. У Нэнси в доме вещи остались. Правда, многое она забрала с собой, но ведь все не увезешь, да и не разрешат. – Гривс взглянул на Уилла. – Ты ведь разберешься, чье это все добро? Разберись, сынок. По-моему, случай запутанный.

Уилл хотел откреститься: мол, это от него не зависит, но в лице старика было столько надежды, что язык не повернулся его разочаровать.

– Сделаю все, что от меня зависит, мистер Гривс.

Идиот, думал о себе Уилл, спускаясь с крыльца. Зачем обещал? И что, собственно, от него зависит?

По пути к машине он оглянулся на заброшенный дом. В утренней рыхлой серости строение показалось положительно задавленным бурьяном – и все-таки в глаза бросалось, до чего хорош может быть этот номер четыре. Вспомнилось впечатление от гостиной Альберта Гривса. Вот если бы полы как следует натереть, да обойчики веселенькие сорвать, открыть белые стены, впустить воздух и свет…

Раскатал губу! Предположим, наследники не отыщутся. Предположим, дом выставят на торги. И что – разве Уиллу он по карману? С его-то зарплатой у Анселла-Живоглота? Сам того не сознавая, Уилл направлялся к номеру четвертому.

Калитка болталась на одной петле; пришлось напрячься и приподнять ее, чтобы войти. В свое время выкрашенная в так называемый цвет утиного яйца, а попросту – в серо-голубой, она облезла, разбухла и начала подгнивать. По главной дорожке явно кто-то недавно прошел – вон как примяты одуванчики. Этот кто-то, однако, не стал открывать парадную дверь. В трещинах камней пушится нетронутый мох, и не разлетелись семена кипрея, который дорос аж до почтового ящика на двери.

– Коттедж с прелестным садиком, – цитировал Уилл воображаемое описание в реестре недвижимости, осторожно перешагивая ежевичную плеть, чтобы подобраться к окну.

Под окном густо росла крапива, но Уилл вытоптал себе местечко и заглянул в дом.

Стекло было покрыто, как пленкой, зеленой водорослью – полный эффект пруда в родительской усадьбе. На зеленом фоне посверкивали извилистые дорожки – работа слизней. Отгородив глаза ладонями, Уилл приник к стеклу.

Шторы были задернуты наполовину, пришлось переместиться к середине окна. Несколько секунд потребовалось на адаптацию к сумраку; затем Уилл стал различать предметы обстановки. Стул перед доисторическим телевизором, диван у стены напротив окна, на нем – скомканное, сбитое яркое покрывало.

Он уже опустил руки, собирался отвернуться и уйти, когда краем глаза уловил некое движение в комнате. Сердце екнуло. Уилл инстинктивно отшатнулся, в то время как взгляд его скользнул к черному провалу внутренней двери. Но человеческого силуэта, который, как Уиллу показалось, он видел секунду назад, уже не было.

К машине Уилл вернулся весь в мурашках от суеверного страха.

Джесс села на ступеньки. Ноги стали ватными, торс и руки оцепенели.

Снова он – смазливый, хорошо одетый парень с виноватой улыбкой, тот самый, что уже пытался разузнать про обитательницу дома номер четыре. Похоже, он не заметил Джесс – наверное, ей сыграл на руку какой-нибудь световой эффект. Но ведь парень может вернуться, и очень скоро.

Если он вообще ушел. Вдруг он сейчас изучает тропу, проложенную Джесс в бурьяне? Вдруг уже идет и в любую минуту может появиться у заднего крыльца? Джесс вскочила, взбежала по лестнице на второй этаж. Нагнувшись, проскользнула к окну спальни, стала смотреть вниз.