Письма к утраченной

Дальше было как в тумане. Стелла танцевала – не только с Роном, но и с Фрэнком, и с Юджином, и еще по меньшей мере с двумя американцами, чьих имен не расслышала. Всякий раз, когда она присаживалась передохнуть, в руке у нее оказывался бокал. Странно, чем больше она пила, тем сильнее становилась жажда. Наверное, так всегда бывает на волшебных балах, мимолетно думала Стелла. Ей удалось победить промозглый холод, что много месяцев пробирал ее до самых костей. Наконец-то было тепло, и делалось все теплее. Похоже, опасность раствориться в воздухе на время отступила. Под «Серенаду лунного света» Рон шептал Стелле, какая она прелесть, а Стелла удивлялась, где ее чувство вины, где стыд. С нее будто сняли ложное обвинение. Она была счастлива.

В дамской уборной Стелла несколько минут держала руки под холодной водой, пыталась остыть. Стряхивая капли, взглянула на часики, но крохотный циферблат расплывался перед глазами. Зеркало отразило розовые щеки, блестящие глаза в кругах размазанной туши. Стелла принялась стирать тушь, и вдруг рядом возникло знакомое лицо.

– Ну и дает наша тихоня! Да у тебя от кавалеров отбою нет! – Нэнси хмыкнула, открыла тюбик помады. – Не стану говорить, что это моя заслуга…

– Да, да, твоя, – вздохнула Стелла. – Давно надо было тебя послушаться и сходить на танцы. Мне так весело, ты не представляешь! Хоть бы вечер не заканчивался!

– Ну, конца пока не видно! Как говорится, время детское… – Нэнси почмокала свеженакрашенными губами, спрятала помаду в сумочку. – Кстати, мы хотим переместиться.

– Куда?

Словно во сне, Стелла запустила пальцы в волосы, попыталась вернуть кудряшкам прежний художественный беспорядок. Рон сказал, она прелесть, совсем как Джин Тирни. Стелла знала, что Джин Тирни – голливудская актриса, но не очень представляла себе ее лицо. В любом случае актриса не может быть простушкой, а значит, Рон сделал Стелле комплимент. Кстати, он очень недурен собой. Правда, ростом пониже Чарлза и нет в нем аристократичности, но, может, оно и к лучшему.

– Куда-нибудь, где потише. А то сюда слишком много всяких набежало, – ответила Нэнси, метнув мрачный взгляд на незнакомую девушку, которая пыталась пробиться к зеркалу. – Наши янки собрались в «Савой» и приглашают нас выпить в американском баре.

Последние слова были сказаны нарочито громко, когда Нэнси уже проталкивалась к выходу из уборной. Стелла спешила следом, кусала губу, чтобы не рассмеяться в ответ на завистливые взгляды, которыми их провожала очередь.

На улице от холода дыхание перехватывало. Стелла заколебалась, и тут рядом возник Рон, обнял ее за талию. Его торс казался чем-то вроде прочного щита, влажный от пота китель мигом остыл на ветру. У Стеллы появились смутные ассоциации с балластным мешком. Компания двигалась по Стрэнду. На тротуарах было людно, как в будний день в часы пик; затемнение добавляло происходящему пикантности. Нэнси висла на Юджине… или парня все-таки зовут Джонни? Стелла не могла вспомнить. Одна из трех Рин – пухлая, с басовитым смехом – скинув туфли, ехала у Митча на закорках, являла идущим позади, что стрелки, нарисованные карандашом у нее на чулках, безнадежно размазались.

В «Савой» их, конечно, не пустил швейцар, пришлось идти дальше по Стрэнду. Разозленные американцы громко возмущались:

– Мы за них жизнью рискуем, а этому пижону виски жалко!

– Это американский бар, а мы – американцы. Значит, имеем право!

Стелла приникла к Рону, мощному, как крепостной вал. На нее навалилась ужасная усталость, ноги с непривычки ныли. Она готова была усесться прямо на мостовой, сбросить туфли подобно Айрин, или Дорин, или этой, третьей, как там ее? Правда, до закорок Рона Стелла пока не дозрела. По крайней мере ей не хотелось, чтобы ее раскачивали так же, как Айрин (или Дорин). Стелле даже смотреть на это было неловко. Компания брела наугад, магия вечера постепенно не то чтобы таяла, а как-то подкисала.

– Ой, глядите! Церковь!

Это крикнул Фрэнк, до сих пор бывший предводителем компании. Стелла заметила, как он исчез среди руин.

– Осторожно! Вдруг там бомба! – взвизгнула одна из девушек, но янки успели последовать за Фрэнком в зияющий дверной проем. Они уже спотыкались на щебне, лавировали между обломками.

– Была церковь. Немного же от нее осталось.

– Какой-то паршивец фриц постарался. Все повыворотил к чертовой матери.

– Наверное, еще в сороковом или в сорок первом, когда фрицы блицкригом тешились.

Рон тоже, повинуясь стадному инстинкту, полез в развалины. Стелла огляделась, на что бы присесть, и выбрала разрушенную каменную кладку, к которой вели плоские ступени. Здесь, на возвышении, было почти уютно. Город остался за толстыми стенами. Стелла откинула голову, глубоко вдохнула, надеясь избавиться от тошноты, которая постепенно усиливалась с тех самых пор, как компания покинула танцзал. Щербатые стены стремились вверх, луна плыла на спине, недосягаемая для прожекторов, что прощупывали тьму.

– Мне здесь не нравится, – капризно произнесла одна из девушек – кто именно, Стелла не смогла определить. – Жутко и темно.