Письма М.А. Алданова к И.А. и В.Н. Буниным

"...Берлином я недоволен во всех отношениях, кроме валютного", — пишет он 17.04.22. — "Настроения здесь в русской колонии отвратительные. Я почти никого не вижу, — правда, всех видел на панихиде по Набокове. Первые мои впечатления от Берлина следующие: 1) на вокзале подошел ко мне безрукий инвалид с железным крестом и попросил милостыню, — я никогда бы не поверил, что такие вещи могут происходить в Германии, 2) в первый же день, т. е. 3 недели тому назад я зашел к Толстому, застал у него поэта-большевика Кусикова... и узнал, что А. Ник. перешел в "Накануне"{1}. Я кратко ему сказал, что в наших глазах (т. е. в глазах парижан, от Вас до Керенского) он — конченный человек, и ушел. Была при этом и Нат. Вас.{2}, к-ая защищала А. Ник. и его "новые политические взгляды", но, кажется, она очень расстроена. Сам Ал. Ник. говорил ерунду в довольно вызывающем тоне. Он на днях в газете "Накануне" описал в ироническом тоне, как "приехавший из Парижа писатель" (т. е. я) приходил к нему и бежал от него, услышав об его участии в "Накануне", без шляпы и трости, — так был этим потрясен. Разумеется, всё это его фантазия. Вы понимаете, как сильно могли меня потрясти какие бы то ни было политические идеи Алексея Николаевича; ему, разумеется, очень хочется придать своему переходу к большевикам характер сенсационного, потрясающего исторического события. Мне более менее понятны и мотивы его литературной слащевщины: он собирается съездить в Россию и там, за полным отсутствием конкуренции, выставить свою кандидатуру на звание "первого русского писателя, который сердцем почувствовал и осмыслил происшедшее" и т. д. как полагается. Вы (И. А.) были совершенно правы в оценке личности Алексея Николаевича...{3} Больше с той поры я его не видал. 3) Наконец, третье впечатление, к-ым меня в первый же день побаловал Берлин, — убийство Набокова. Я при убийстве впрочем не присутствовал. Известно ли Вам в Париже, что убийцам ежедневно в тюрьму присылают цветы неизвестные почитатели и что защитником выступает самый известный и дорогой адвокат Берлина, — к слову сказано, еврей и юрисконсульт Вильгельма II?

...Работаю здесь очень мало, большую часть дня читаю. На вечере у И. В. Гессена познакомился с Андреем Белым и со стариком В. И. Немировичем-Данченко, к-ый только что приехал из России. Жизнь здесь раза в 4 дешевле, чем в Париже..."

1 июня 1922 Алданов сообщает:

"...почти вся литература здесь приняла такой базарный характер (чего стоят один Есенин с Кусиковым), что я от литераторов — как от огня. В "Доме Искусств" не был ни разу, несмотря на письменное приглашение Минского. Не записался и в "Союз Журналистов", так что вчера не исключал Толстого. Кажется, сегодня состоится его шутовское выступление, о котором Вы знаете из объявлений в "Руле"{4}. Я ни Толстого, ни Горького ни разу не встречал нигде. Они здесь основывают толстый журнал. Развал здесь совершенный и после Парижа Берлинская колония представляется совершенной клоакой..."

К этой теме Алданов возвращается в письме от 26 июня 1922. Он пишет:

"...Мои наблюдения над местной русской литературной и издательской жизнью ясно показали мне, что литература на 3/4 превратилась в неприличный скандальный базар. Может быть, так, впрочем, было и прежде. За исключением Вас, Куприна, Мережковского, почти все новейшие писатели так или иначе пришли к славе или известности через скандал. У кого босяки, у кого порнография, у кого "передо мной все поэты предтечи" или "запущу в небеса ананасом" или "закрой свои бледные ноги" и т. д. Теперь скандал принял только неизмеримо более шумную и скверную форму, Вера Николаевна{5} пишет мне, что Алексей Николаевич "дал маху". Я в этом сильно сомневаюсь. Благодаря устроенному им скандалу, у него теперь огромная известность, — его переход к большевикам отметили и немецкие и английские газеты. Русские газеты всё только о нем и пишут, при чем ругают его за направление и хвалят за талант, т. е. делают именно то, что ему более всего приятно. Его газета "Накануне" покупается сов. властью в очень большом количестве экземпляров для распространения в Сов. России (хорошо идет и здесь); а она Алексею Николаевичу ежедневно устраивает рекламу. Остальные — Есенин (о котором Минский сказал мне, что он величайший русский со времен Пушкина), Кусиков, Пильняк и др. — делают в общем то же самое...."

А вот (в том же письме) интересное свидетельство о находившемся тогда в Берлине, и потом уехавшем в Россию, Андрее Белом: