Письма мертвой королеве (СИ)

Перо скользило по пергаменту, Бальдр и Хель писали друг другу. Она упомянула о том, как бесцветен и уныл Хельхейм — Бальдр всякий раз старался как можно красочней описать ей Асгард и те дальние края, где ему доводилось побывать. Асинья Рута из свиты Фрейи умела рисовать — и по просьбе Бальдра охотно изображала виды Асгарда, животных и птиц. Бальдр вкладывал в письма яркие рисунки, засушенные листья и цветы, напоминая Хель о мире, который она потеряла. Хель рассказывала о своих подданных — в ее царство стекались души обычных людей, не воителей, павшие с оружием в руках уходили в Вальхаллу, к Одину. Она выяснила, что многие из призраков не теряют память о прошлой жизни, вполне сознают свое положение и даже здесь, в краю теней, умудряются вести некое подобие прежней жизни. Хель восхищало упрямство смертных. Она собрала себе маленький призрачный двор из бывших скальдов и рассказчиков, прекрасных дев и умерших мудрецов. Она продолжала учиться чародейству, упрямо стараясь не терять бодрости духа. Порой у нее случались скверные дни, и тогда строки ее писем переполняла удушливая, мертвенная тоска. Хель все душой стремилась обратно — к солнцу, звездам, гулу морского прибоя и пропахшим солью ветрам — но королева мира мертвых не в силах пересечь тонкий мост над темными волнами Гьёлль.

Может, она плакала, выводя эти строки. А потом поскорее запечатывала послание и подбрасывала ястреба в мертвенный, стылый воздух, крича: «Лети, лети прочь отсюда!»

Бальдр беспомощно скрежетал зубами. Она не заслужила такой участи. Но что он мог изменить? Хель — всего лишь игрушка в руках всемогущего Одина и своего отца, Хельхейм — ее тюрьма до скончания времен. Он мог только писать ей. Думать о том, какой она стала теперь. Остались ли ее косы такими же темными, а глаза — бездонными и прозрачно-зелеными?

Ей он мог рассказать о чем угодно. Поделиться любым секретом своей жизни. Незаметно, исподволь Хель стала его лучшим другом. Старший братец Тор хмыкал, рассуждая о том, что Бальдр в своей правильности аж сияет как начищенный медный таз, и интересовался, когда же малец обзаведется подружкой. Бальдр воспитанно отмачивался, смакуя мысль о том, что у него давно уже есть девушка. Такая, какой не может похвалиться ни один парень в Девяти Мирах. Единственная. Удивительнейшая. Которая понимает его. С которой можно говорить обо всем на свете, а не только глупо хихикать, держась за руки, и творить вопиющие глупости, именуя их подвигами в ее честь.

Бальдр не знал, как называется это новое чувство, которое он испытывает к Хель. Может, это и есть любовь? Но не оскорбится ли она, если он начнет писать ей о любви? Ведь они никогда не смогут быть вместе. Он — ас. Она — королева мира мертвых.

Но как же ему хотелось ее увидеть. Она снилась ему ночами. Она была разной — печальной и грозной, задумчивой и разъярённой. Бальдр узнал, как она ворожит, заглядывая в толстую растрепанную книгу, как вершит суд над приходящими к ней душами, как одиноко бродит по пустынной равнине, утонувшей в сыром тумане. Он представлял ее всякой, но никогда — улыбающейся. А ведь у нее должна быть чудесная улыбка. Чуть смущенная и робкая.

Невесть как Хель догадалась об обуревающих его чувствах. Ее письма стали пронзительно честными, обескураживающими, сводящими с ума. Она вторила его словам: нет, они должны вернуться к прежней дружбе, иначе они оба сойдут с ума, они не должны даже мечтать об этом, подобное невозможно. Родители строго накажут его, если узнают. Ей-то ничего, она сама себе хозяйка. Даже Всеотец не может без ее дозволения ступить на земли царства умерших.

Бальдр держал в руках очередное письмо и видел струящиеся строчки невысказанного, недосказанного. Слышал ее умоляющий шепот: приди ко мне. Хотя бы раз. Один-единственный. Я задыхаюсь здесь. С каждым днем моя клетка становится теснее.

Друзья и близкие в один голос твердили, якобы Бальдр унаследовал отцовскую рассудительность.

Бальдр сел, заставил себя успокоиться и начал размышлять, каким образом добиться желаемого. Ему нужно повидать Хель. Письма — это одно. Живой человек — совсем другое. Может, если он встретится с ней, ему полегчает. Он поймет, что заблуждался. Что слишком увлекся песнями скальдов об одиноких девах, тоскующих в ожидании своего героя.

Первое, что приходило на ум — Биврёст, Радужный мост, соединяющий миры Иггдрасиля. Стоящий на страже Хеймдалль, прежде чем открыть путь, пожелает узнать, куда это собрался младший из отпрысков Одина. Отвечать придется честно, а, услышав ответ, мрачный и не разумеющий шуток Хеймдалль либо сопроводит его прямиком к отцу для не слишком приятной вразумительной беседы, либо посоветует не маяться дурью и отправит восвояси. Владения Хель, скажет он, не лучшее место для прогулок, и будет совершенно прав.

Биврёст недоступен.