Письма молодого врача. Загородные приключения

Я не уверен, вызывает ли этот человек у меня отвращение или симпатию. Уайтхолл представлял собой самую невероятную смесь добродушия и пьянства, распутства и самопожертвования, какую мне когда-либо доводилось встречать. Но он привнес с собой в дом дух веселости и надежды, за который я не мог быть ему не благодарен. Под мышкой он принес большой сверток в коричневой бумаге, который поставил на стол и развернул. Там оказалась большая коричневая ваза. Он пронес ее и поставил по центру каминной полки.

– Позвольте мне, доктор Монро, сэр, поставить эту безделушку у вас в комнате. Это лава, сэр, лава из Везувия, а ваза сделана в Неаполе. Ей…, вы решите, что там пусто, доктор Монро, сэр, но она полна моих наилучших пожеланий. А когда вы обзаведетесь лучшей практикой в городе, можете показывать на эту вазу и рассказывать, что она досталась вам от капитана военно-морского судна, который с самого начала был за вас.

Говорю тебе, Берти, что на глаза у меня навернулись слезы, и я едва мог пробормотать пару слов благодарности. Какие противоположные качества уживаются в человеческой душе! Я был тронут не его поступком и не словами, а каким-то почти женским взглядом этого надломленного, проспиртованного старого пьянчуги, выражавшим сочувствие и жажду сочувствия. Однако взгляд этот длился мгновение, и он снова сделался беспечным и вызывающим.

– И вот еще что, сэр. Я тут подумал о своем здоровье и был бы рад предоставить себя вам, если вы согласитесь меня осмотреть.

– А в чем дело? – спросил я.

– Доктор Монро, сэр, – ответил он, – я ведь ходячая кунсткамера. То, что у меня в порядке, можно написать на обороте… визитной карточки. Если есть жалобы, и вы хотите провести особое обследование, пожалуйте ко мне, сэр, и посмотрим, что я могу для вас сделать. Не каждый может сказать, что трижды болел холерой, а вылечился красным перцем и бренди. Если заставите… малюсеньких микробов чихать, они вскоре от вас отстанут. Вот моя метода лечения холеры, доктор Монро, сэр, и вам нужно взять ее на заметку, потому как у меня умерло пятьдесят моряков, когда я командовал военным судном «Хеджира» в Черном море, и знаю…, о чем говорю.

Я заполняю ругань и божбу Уайтхолла многоточиями, потому что чувствую, что безнадежно передать все их разнообразие и энергию. Я поразился, когда он разделся, поскольку все его тело было покрыто татуировками, среди которых была огромная синяя Венера прямо над сердцем.

– Можете стучать, – сказал он, когда я начал перкуссию груди, – но я уверен…, что никого нет дома. Они все ушли друг к другу в гости. Сэр Джон Хаттон пытался прослушать меня несколько лет назад. «Черт подери, дружок, где твоя печень? – спросил он. – Похоже, там у тебя все ложкой перемешали. Все не на своем месте». «Кроме сердца, сэр Джон, – ответил я. – Да, ей…, оно не сорвется с якоря, пока хоть один клапан там есть».

Так вот, я его осмотрел и понял, что его слова недалеки от истины. Я обследовал его с головы до ног, и от данного природой мало что осталось. У него была митральная регургитация, цирроз печени, болезнь Брайта, увеличение селезенки и водянка в первой стадии. Я прочел ему лекцию об умеренности, если не о полном воздержании, но, боюсь, мои слова на него впечатления не произвели. Он хмыкал и издавал горлом булькающие звуки, пока я говорил, но то ли от согласия, то ли от несогласия – не могу сказать.

Когда я закончил, капитан вытащил кошелек, но я умолял его рассматривать мою услугу как дружескую. Однако он не унимался и, похоже, решил упорствовать, пока я не сдамся.

– Моя ставка – пять шиллингов, если уж вы хотите решить все по-деловому.

– Доктор Монро, сэр, – возразил он, – меня осматривали люди, которым я бы и ведра воды не поднес, гори у них дом, и я никогда не платил меньше гинеи. Теперь, когда я обратился к джентльмену и другу, задушите меня, если я заплачу хоть фартингом меньше.

Итак, после массы пререканий все кончилось тем, что добрый моряк положил на край стола соверен и шиллинг. Деньги жгли мне пальцы, поскольку я знал, что пенсия у него небольшая, но все же, поскольку не мог их не взять, не стану отрицать, что они пришлись очень кстати. Я вышел из дома и потратил шестнадцать шиллингов на новый наматрасник, который станет дополнением к моему соломенному матрасу. Видишь, я начал погружаться в порочную роскошь при обустройстве жилища и мог увещевать совесть лишь напоминаниями, что Полу придется спать вместе со мной, когда он приедет.

Однако я еще не до конца рассказал о приходе Уайтхолла. Вернувшись, я перевернул прекрасную вазу из лавы и обнаружил внутри карточку. На ней было написано: «Вы начали дело, сэр. Судьба решит, утонете вы или выплывете, но вам не зазорно будет сражаться. Умрите и заслужите проклятие или войдите в порт под развевающимся флагом».