– Ну, более человеческие черты – «слабость» тут не совсем подходящее слово. Его поношение соблюдающих субботу, Его изгнание торговцев из храма, Его нападки на фарисеев, Его необоснованное раздражение смоковницей, не дающей плодов в другое время года. Его очень человеческое отношение к домохозяйке Марфе, суетившейся, когда Он говорил, Его удовольствие от благовония, данного Ему, а не отданные за него деньги, пущенные на бедных, Его сомнения перед решающим моментом – вот что заставляет меня увидеть и полюбить в Нем человека.
– Значит, вы унитарий или, скорее всего, просто деист? – спросил священник, агрессивно покраснев.
– Можете называть меня, как вам нравится, – ответил я (боюсь, что тогда я слишком внезапно прекратил свою речь). – Я не претендую на знание того, что есть правда, поскольку она бесконечна, а я конечен, но я прекрасно знаю, что не есть правда. Неправда, что вера достигла своей высшей точки девятнадцать столетий назад и что нас все время должны отсылать к написанному и сказанному в то время. Нет, сэр, религия – это живой организм, растущий и функционирующий, способный на бесконечное расширение и развитие, как и другие интеллектуальные сферы. Есть много непреходящих древних истин, что были высказаны и запечатлены в Книге, некоторые части которой можно назвать священными. Но другие истины еще предстоит открыть, и, если нам должно их отринуть, поскольку они отсутствуют в Книге, нам нужно действовать так же мудро, как ученый, не принимающий во внимание спектральный анализ Кирхгоффа, потому что тот не упоминается в книге Альберта Великого. Современный пророк может носить одежду из тонкого сукна и писать в журналы, но тем не менее может служить трубкой, через которую проистекает струйка истины. Взгляните! – воскликнул я, подняв руку и прочитав цитату из Карлейля. – Это сказал не иудейский пророк, а налогоплательщик из Челси. Он и Эмерсон тоже из числа пророков. Всемогущий еще не сказал последнего слова роду людскому, и Он так же может говорить устами шотландца или поселенца из Новой Англии, как и устами иудея. Библия, сэр, есть книга, пишущаяся отдельными частями, и в конце ее стоит «Продолжение следует», а не «Конец».
Во время моей речи гость демонстрировал все признаки острого беспокойства. Наконец, он вскочил на ноги и схватил со стола шляпу.
– Ваши воззрения чрезвычайно опасны, сэр, – заявил он, – и мой долг сообщить вам об этом. Вы ни во что не верите.
– Ни во что, что ограничивает власть и доброту Всевышнего, – ответил я.
– Вы развили их в себе в результате духовной гордыни и самоуверенности, – с горячностью проговорил священник. – Почему бы вам не обратиться к Божеству, чье имя вы произносите. Почему вы не смиритесь перед Ним?
– Откуда вы это знаете?
– Вы сами сказали, что никогда не ходили в храм.
– Мой храм всегда со мной под шляпой, – сказал я. – Из кирпичей и цементного раствора не построишь лестницу на Небеса. Вместе с вашим Господом я верю, что сердце человеческое есть лучший храм. Очень жаль, что вы в этом вопросе с Ним расходитесь.
Возможно, не надо мне было этого говорить. Я мог бы отстоять свою точку зрения без ответного удара. В любом разе, это положило конец разговору, который начал нас угнетать. Мой гость был слишком охвачен негодованием, чтобы ответить, и, ни слова не говоря, выскочил из комнаты. В окошко я видел, как он торопливо шагал по улице – маленький, черный, злобный человечек, раздосадованный и озабоченный тем, что не может обмерить вселенную карманным угольником и компасом. Подумать только, кто он – атом среди атомов, стоящий в точке встречи двух вечностей? Но кто есть я, ближний атом, чтобы судить его?
В конце концов, должен тебе признаться, что было бы лучше, если бы я его выслушал и отказался раскрывать свои взгляды. С другой стороны, истина должна быть столь же велика, сколь и вселенная, которую она пытается объяснить, а поэтому куда больше, чем может объяснить человеческий разум. Протест против сектантских взглядов всегда должен содержать стремление к истине. Кто посмеет заявить, что имеет монополию на Всемогущего? Это было бы наглостью со стороны Солнечной системы, и все же это ежедневно озвучивается сотней крохотных шаек торговцев тайнами. Вот там-то и лежит настоящее безбожие.
Так вот, результат всего этого, дорогой Берти, состоит в том, что я начал практику, нажив себе врага в лице того, кто в нашей округе может навредить мне более всего. Я знаю, что об этом подумал бы отец, если бы узнал.
Теперь я подхожу к главному событию этого утра, от которого я до сих пор не могу прийти в себя. Этот негодяй Каллингворт порвал со мной, да так, что я оказался на мели.
Почту приносят в восемь утра, я обычно забираю письма и читаю их в постели. Нынче утром пришло только одно с адресом, написанным странным почерком, который ни с чьим не спутаешь. Я был, разумеется, уверен, что там содержится обещанный перевод, и вскрыл конверт с приятным чувством предвкушения. Вот что я прочел: