Письма на чердак

– Вам пора, иначе останетесь тут навсегда. Вам нечего терять? – спросила Сорокопут.

Мы с братом переглянулись.

– Есть что терять, – зло сказал Гном. – И в Задорожье, и в Тёмном Уголке!

Но как же выбрать, какой мир важнее?

– Я постараюсь без жертв. Я же знаю, что если тронуть ваших наставников, то вы не сможете вернуться, – решила подбодрить нас Сорокопут.

– Почему ты не исчезаешь? Как ты живёшь без наставника? – возмутился Гном. – Ты говоришь о справедливости, но где она?!

– У меня тоже есть наставник, – зловеще улыбнулась девочка. – Вот же он!

И птица за её спиной взмахнула крыльями.

– У меня две души, поэтому я и наставник, и СамСвет. Всё честно.

– Как так – две души? – не понял Гном.

– Не всё ли равно? – отмахнулась Сорокопут. – Здесь возможно всё. Я решила так.

– А что с твоим телом? – как всегда, брат был прямолинеен: что на уме, то и на языке.

– Мне не интересно, а вот вы можете себя потерять, если не поторопитесь, – заботливо напомнила Сорокопут.

Но мы медлили. Отчасти мы сами заварили эту кашу. Как же бросить Тёмный Уголок? Что с ним будет завтра? Может, мы тут в последний раз?

– Всё, надоели, – сказал Сорокопут. – Кыш!

Не успела я опомниться, как небольшой вихрь подхватил меня и выкинул на Дорогу. В этот момент я поняла, насколько Сорокопут сильнее нас и почему его так боятся призраки. Мы бы ни за что его не победили.

Анжела Князь Просто запись 25

Я проснулась рано. Герман спал, обхватив мою кисть. На коже бордово-красные порезы, словно строчки жуткой истории. Это рассказ Германа самому себе о боли, о страхе, о переживаниях. Душевные раны, которые обрели форму. Но эти порезы… Бесполезно пролитая кровь, которая не оживит рисунок, не подарит цветок. И я не могу их исцелить. Герман бесит. Даже сейчас, когда так нежно сопит, словно израненный херувим.

– Хватит спать!

На меня плюхнулось что-то холодное и мягкое. Через секунду я поняла:

– Змейкот!

Полупризрак перепрыгнул на мою кровать.

– Как ты нашёл меня? И что ты тут делаешь? Ведь уже утро! – воскликнула я ошарашенно.

Герман проснулся и сел позади меня, протирая сонные глаза. Я вскочила, словно ошпаренная.

– Что ты тут делаешь? – спросил Герман.

Невозмутимый Герман-льдинка.

– Пришёл за ней, – ответил Змейкот и поглядел на меня. – Она же мой СамСвет, и сейчас она мне ох как нужна. Да и всему Тёмному Уголку.

– Тебя не испепелит солнце? – встревоженно спросила я, косясь на жёлтое тёплое пятно на шторе.

– Нет, я же полупризрак. Я могу находиться тут и днём. Не люблю Задорожье, но случай критический.

– Я же не твой СамСвет, – заметила я. – Да и вообще не подорожник больше. Забыл?

Змейкот, словно толстая ящерица, пробежал по кровати туда-сюда.

– Не подорожник, да. Дороги твоей больше нет. Но, может, всё ещё СамСвет. Нам нужно торопиться. Бука нашёл Германа, но не смог до вас достучаться: вы так крепко спали, охраняя друг друга. Вернулся он ни с чем, и я вызвался сам. Не люблю вмешиваться в чужие дела, но тут и я могу остаться без дома: Сорокопут идёт на Замок-завод.

Мой Волк.

– Что нужно делать? – Я была готова на всё.

– Я думал, ты скажешь! – Змейкот покрутил головой, словно надеясь найти ответ в моей комнате. – Есть тысяча способов попасть в Тёмный Уголок.

Я покосилась на Германа. Точно нет. Его способ не для меня.

– Скажи хоть один!

– Во всех трудных ситуациях надо искать чердак. Ответы спрятаны именно на них, – сказал Змейкот философски.

Да уж, только загадок мне сейчас не хватало. Хотя…

Чердак. Змейкот.

Точно! Всё сходится! Это может быть только в одном месте!

– Поехали к твоему отцу, Герман, ты же собирался, – скомандовала я.

– Что? – не понял Герман. – При чём тут мой папа?

– Не папа, дурья башка, там чердак с ответами!

И я, прихватив одежду, вылетела из комнаты, но остановилась на пороге и метнулась обратно к Герману. Тёмный Уголок, конечно, важен, но Герман тоже.

Он сидел, откинувшись к стене, прикрыв розовые штаны одеялом, и ошарашенно смотрел на меня светлыми глазами. Я присела на край кровати, на одно колено, схватила Германа за руки, вытянула их и зашептала.

– Что ты делаешь? Исцеляешь? – ухмыльнулся Герман.

– Не мешай! – шикнула я. – Так. Тридцать один – на левой и десять – на правой. И чтобы больше не прибавлялось. Буду считать!

– Вообще-то тридцать два, – заметил Герман. – И, кстати, ты ужасно смотришься в этой ночнушке. У моей бабушки похожая, но всё-таки симпатичнее.

– И это говорит мне мальчишка в девчачьих штанах! – уязвлённая, воскликнула я, вскочила и вылетела из комнаты.

От ночнушки надо избавиться!

Через десять минут мы стояли на остановке. Змейкота я запихала в рюкзак, разрешив ему высовывать только голову. Да уж, любители кошек меня не поймут. В клуб точно не примут с таким страшилищем. Хотя кто знает этих кошатников.

Мы залезли в маршрутку.

– Котёнок! – запищал какой-то малыш, с трудом шевелящийся в своём зимнем комбинезоне.