Письма на чердак

Змейкот зашипел, и я похлопала его по голове. Не очень нежно, а скорее с надеждой утрамбовать в рюкзак поглубже. Но Змейкот упорно не утрамбовывался, а с любопытством вертел головой. Полупрозрачный хвост вылез сквозь материю рюкзака, и я хлопнула по нему – призрачная сущность, словно струйка ледяной воды, прошла через мою ладонь. Да уж, поездка обещает быть интересной. Надеюсь, котик всё-таки будет благоразумен и не решит прогуляться.

Воскресная утренняя маршрутка бойко катила по полупустым дорогам города.

Мой Волк. Возможно, я скоро опять тебя увижу.

Если бы мама узнала о моей любви, что бы она сказала? Да и вообще, что это за любовь такая? С ним не сходить на свидание, не построить семью, не дожить до старости, в конце концов. Где мои инстинкты, которые должны подсказать мне подходящую пару для сохранения рода человеческого? Почему я полюбила именно его?

А почему мама полюбила папу? Он сбежал сразу, как узнал, что у них будет ребёнок. Испугался ответственности, испугался семьи, испугался меня? Раньше я думала, что виновата. Но нет. Он бы всё равно ушёл.

И вот я – веду себя, как мама. Видно, у меня это в крови – отчаянно влюбляться. Мне бы искать такого же надёжного, как Алексей. Но чувство самосохранения отключилось. Разуму нет места, когда речь идёт о любви. Любовь – как свет. Как лунный свет на лужах. И в любви свои свечки, светлячки и СамСветы. Сама любовь, которая не требует взаимности. Любовь ради самого чувства.

И меня не волнует уже, что ты чувствуешь ко мне, Мой Волк. Мне важно, что чувствую я. И я иду на помощь. Я наполнена светом, и любовью, и верой, вся до кончиков пальцев.

Я обязательно приду, Мой Волк.

Герман посмотрел на меня, словно впервые увидел, а я сидела и улыбалась.

Мы приехали, я выскочила из маршрутки с рюкзаком наперевес, в расстёгнутой куртке и устремилась во дворы. Вот он – «Арт-чердак мечтателей», украшенный граффити: «Просто лунный свет на лужах». Если это не здесь, то нигде.

Я глубоко вдохнула и открыла дверь. В маленьком помещении оказалась только лестница, а все стены были расписаны звёздно-сверкающим ночным небом: тёмно-синее и фиолетовое, розовое и золотое. Я стала подниматься, пока не упёрлась в дверь, а когда открыла, оказалась в небольшой комнате со скошенными стенами. Чердак.

В комнате толпилась разномастная мебель: полосато-жёлтый диванчик, маленькие столики, венские стулья и беспарные кресла. В одном углу часть пола прикрывал старый ковёр с выцветшим орнаментом, в другом – на верёвке висели букеты высохших цветов, а посередине, во фронтоне, белело солнечным светом круглое окно. Слева от него находилась небольшая барная стойка. С потолочных балок свешивались гирлянды лампочек на длинных шнурах, на столиках стояли светлые высохшие растения в горшочках. А ещё тут были сундуки, манекен, патефон и маленькая женщина, пушистые русые волосы которой были убраны со лба ободком с кошачьими ушками. Завидев меня, хозяйка чердака скользнула за барную стойку, но я успела разглядеть её интересное клетчатое бохо-платье с подшитым к поясу подолом, из-под которого выглядывала чёрная нижняя юбка.

– Доброе утро! – сказала я. – Вы работаете?

Змейкот вывернулся из рюкзака, ящерицей скользнул к барной стойке и взобрался на столешницу.

– Не просто работаем, а уже заждались тебя, – сказала хозяйка и почесала Змейкота за ушком.

Ничего не понимаю.

– Присаживайся, я сейчас приготовлю тебе напиток.

Я огляделась. Подсесть к барной стойке? Ну уж нет.

Я подошла к столику у окна, сняла куртку и повесила её на раритетную деревянную вешалку, одёрнула рукава зелёного свитера и села на венский стул.

Змейкот соскользнул с барной стойки и лёг на кремово-золотистое пыльное кресло напротив. С ним мне всё-таки было спокойнее. И я только сейчас поняла, что Герман с нами не зашёл.

Женщина, напевая себе под нос, звенела склянками и что-то смешивала. Я украдкой наблюдала за ней. Она была, наверное, раза в два старше меня. В таком возрасте ободок с кошачьими ушками носить уже несолидно. А впрочем, на чердаках можно всё. Чердаки хранят коробки с маскарадом.

– Меня зовут Алиса, – взглянула на меня хозяйка.

– Анжела, – ответно представилась я, ощущая себя не в кафе, а в гостях.

– Князь, – кивнула Алиса.

Я зыркнула на Змейкота: наверняка он разболтал.

Алиса тем временем достала маленький круглый поднос, поставила на него высокий бокал с синей жидкостью и танцующей походкой понесла его мне.

Праздник Новых Встреч и синяя клубника.

Алиса, радушно улыбаясь, поставила перед моим носом напиток. Моё лицо не излучало такой радости.

– Что это?

Одно дело – пить что-то во сне, и совсем другое – наяву. Ладно, Тёмному Уголку я могу простить странные напитки, но в Задорожье живёт моё тело, и мне надо его беречь и не баловаться подозрительными коктейлями, подаваемыми загадочными незнакомками. Хотя, кажется, всё смешалось. На улице светит солнце, а в полумраке чердака Змейкот смотрит на меня тёмными зелёно-коричневыми глазами. Сегодня тайный мир выплыл из укрытия и нашёл меня.

Чтобы я его спасла.