Письма на чердак

– Одна тебе ещё может пригодиться. Зачем попусту тратить волшебство? – Царь, как всегда, не понимал человеческих чувств.

Химерам передалось моё волнение. Они нервничали, прижимались ко мне боками, оплетали кисти рук хвостами-змеями. Они готовы были меня защищать, а я в это время выносила им приговор.

– Пожалуйста! – неожиданно подал голос Герман, поднимаясь с земли. – Хочешь, я встану перед тобой на колени? Хочешь? Да я сделаю всё, что хочешь, только отпусти химеру с Муркой!

Голос мальчика дрожал. Герман, Герман, почему ты во всё это вляпался? Если бы не ты, никогда бы я не согласилась расстаться с химерами. Как же я приду сюда завтра, а их не будет? Никто не встретит меня во внутреннем дворе, не составит мне компанию в полётах. Змейкот не будет забавно фырчать, жалуясь, что химеры заглядывают в его башню. А я не буду знать, где ты, Герман, потому что никто мне не укажет. Я так привыкла чувствовать шерсть их красных грив между пальцами.

Царь облокотился на дверь кареты, Герман смотрел на меня исподлобья, Мурка одиноко стояла чуть в стороне.

Я когда-нибудь уйду из Тёмного Уголка, и химеры исчезнут. На Солнечной Стороне у них есть шанс. Я делаю это не ради Царя, Германа или его невесты, я делаю это ради них. Мои любимые питомцы, прощайте.

Я отлепилась от химер и сказала:

– Я согласна. Но пусть летят вместе.

– Зачем? – опять начал убеждать меня Царь.

– Бусинка всё равно исчезнет, потому что завтра я уже не вернусь. Пусть будет шанс, – нашла в себе силы ответить я.

– Почему? – спросил Царь.

Я, глотая слёзы, смотрела на него. Высокий, в жёстком зелёном плаще, рот с разрезанными длинными уголками, красные глаза и чёрные тени под ними. Говорят, что первая любовь обычно несчастна. Подтверждаю. Ещё говорят, что первая любовь не забывается.

Царь Вор вздохнул, подошёл к Мурке и подвёл её к Пуговке.

– Ну что, будущее ещё не изменилось? – спросил он у неё.

– Нет. Но не все совершают правильные поступки, – сказала Мурка.

Она неожиданно повернулась, неуловимо выскальзывая из рук Царя, словно рыбка, и подошла ко мне.

– Ты нужна Тёмному Уголку!

Она вся подалась вперёд, схватила прядь моих волос и быстро откусила, клацнув острыми зубами! Я в ужасе отшатнулась. Жуткое всё-таки это Амулетное Дерево. И почему Герман решил, что ей нужна защита?

Мурка тем временем подошла к нему.

– Ты мало видел. Ты мало слушал. Ты думал только о себе.

Она поднесла руку к шее мальчика, и в первую секунду я подумала, что она перережет ему горло когтями. Мне хотелось вскрикнуть, предупредить Германа, но перед ним всё же стояла его любовь. Я не должна вмешиваться. Ох, как всё непросто в этом мире! Во всех мирах.

Но Мурка лишь поддела когтем цепочку медальона, вытащила его, кроваво-красный и пульсирующий, и обвязала моими волосами. Мерзость.

Герман поймал её руку, но ничего не сказал. Просто подержал мгновение когтистые пальцы, а потом помог ей оседлать химеру.

– Надеюсь, что всё получится, – тихо сказал Герман. – Я…

Я люблю тебя! Люблю! Но эти слова так и не были сказаны им.

И мной.

Я орошала слезами шеи химер. В гриве Пуговки тонули тонкие длинные пальцы Амулетного Дерева.

Когда звери поднялись в воздух, Герман отвернулся и опустил голову, изо всех сил сдерживая слёзы. Я рыдала в голос.

Царь подошёл ко мне, протянул ладонь к моему лицу, но я сердито оттолкнула. Оттолкнула его руку, протянутую ко мне! И сама испугалась своего жеста. Сорвалась с места и побежала, а потом выпустила крылья и взлетела в небо.

Странно, крылья же появляются в Комнате Полётов. Но в этом мире, думаю, возможно всё.

Кроме его любви.

Не из-за горя моего он решил меня утешить, а из-за очередного предсказания красноволосой.

Всё! Устала! Ухожу!

Художница

Подсолнух исчезла. Сначала расплылись черты лица, растворились контуры закрытых глаз и рта-подковы, пушистые жёлтые волосы облепили голову, как палочку – подтаявшая сахарная вата. Подсолнух превратилась в голубоватую дымчатую каплю, которая высыхала, уменьшалась на груде листвы, в Норе, куда аккуратно перенесла её Художница.

Призраки-родители не появлялись.

Всего несколько дней назад Ветреница сокрушённо жаловалась Листопаду:

– Думала, найдёт себе пару, отправится в путешествие. Как приличная Безразличная. И мы следом за ней: двести восемнадцать лет нигде особо не бывали! Так нет же, угораздило её связаться с СамСветом! Со вторым! Дочь, куда тебе столько? Зачем он тебе? С ним же не создать семью!

– Я и не думала о семье! – защищалась Подсолнух, выметая остатки сушёной ромашки, цветок которой так и не собрала.

Фиолетовая звёздочка сон-травы всё ещё украшала её волосы, но начала увядать.

Художница тихо сидела на лиственной постели Подсолнух, не мешая призракам выяснять отношения.

– Это первые мои Новые Встречи! Я хотела показать ему, что СамСветы нужны нам не только для Дорог. Мы ценим их. Как ещё я могла показать ему свою дружбу? Да, он понравился мне! Я часто видела его раньше… Когда он спал.

– Я устала, – пожаловалась Ветреница. – Засиделась на месте. Мне надоело тревожиться за подорожника без Дороги.