Андрей поддержал идею с кино. Я знаю, он просто хочет, чтобы Даша наконец подружилась с мамой, а так весь этот семейный досуг ему мало интересен, как и мне. Ангелок, конечно, пришёл в восторг, щебеча, что сто лет не был в кинотеатре.
– У меня дела, – хмуро отозвалась я.
Реклама молока повернулась ко мне, забыв отклеить улыбки. Я только передёрнула плечами под прицелом шести пар глаз (да, свинка тоже вопросительно сверлила меня чёрными блестящими бусинами).
– А на следующие выходные предлагаю съездить в Белкино, покататься на ватрушках, а потом в деревню – проведать бабушку, – предложила вдруг мама, наверное, чтобы разрядить обстановку. – Переночевать там и в воскресенье вернуться. Пока не кончилась зима.
– Ватрушки! – взвизгнула Джин. – Может, сегодня?
– У меня тёплые штаны дома, – выдохнула Даша.
– Ла-а-адно, – протянула Джин. – Тогда сегодня кино!
– На следующие выходные у тебя тоже планы? – повернулась ко мне мама с ядовитой улыбкой.
Пока ты не спросила таким тоном, мама, планов не было.
Я зло кивнула. Мне и без вас хорошо.
Джин плюхнулась обратно на стул.
– Ты такая занятая, Князь. У тебя совсем нет на нас времени, – обиженно сказала она.
Ненавижу Джин.
Свинцовой голове кофе не помог. Я вернулась в детскую и плюхнулась на постель. Мультяшная химера над кроватью Джин с укором смотрела на предателя.
Я вскочила, быстро оделась и побежала на улицу. Еле дождалась маршрутку: в воскресенье они ходят реже. Потом тряслась в дребезжащем корыте, грея ладонью замёрзшее стекло, чтобы хоть что-то увидеть и узнать дорогу. Чуть не проехала остановку, но вовремя выскочила, миновала волшебный закуток с арт-чердаком и кошачьими фанатами – и вскоре уже бродила возле Дашиного дома. Может, ей и тёплые штаны захватить? Будет на ватрушках кататься. Ладно, сама зайдёт. До семейного торжества ещё целая неделя.
Я села на ледяную скамейку. Но Герман у отца бывает не часто. Как же узнать его адрес?
Есть один способ.
Я, кусая губы, заходила туда-сюда по дорожке, надеясь на чудо. Но чудо не торопилось. Чудеса редко происходят, когда они нужны. Придётся брать себя в руки и творить чудо самой.
Я несколько раз глубоко вздохнула, сняла с руки варежку и позвонила в домофон.
– Алло? – ответил мне хриплый мужской голос.
– А Герман дома? – пропищала я.
– Герман тут редко бывает, – выдержав небольшую паузу, ответил голос.
Но я не сдавалась.
– Я подруга Германа. Можно мне узнать его новый адрес?
Неожиданно мой невидимый собеседник ответил приветливо:
– Конечно!
Ну вот, подумал, наверное, что я девушка его сына. Да и ладно, главное, что я теперь знаю, где живёт Герман.
Интересно, обрадуется ли он мне? Хотя что я думаю: конечно нет! Скажет что-нибудь типа: «И в Задорожье меня нашла! Нет от тебя спасения!»
Время близилось к обеду, и по пути на остановку я забежала в маленький магазинчик-пекарню, где Герман в прошлый раз покупал хлеб. Взяла два пирожка, решив схомячить их на остановке в ожидании автобуса. По закону подлости автобус подошёл в ту же минуту. Запихала обед в рюкзак и вновь покатила на другой конец города. Да, жаль, что в Задорожье у меня нет ни химер, ни крыльев. Вот исполнится восемнадцать – надо хоть на права попробовать сдать: ненавижу зависеть от транспорта.
Новое жилище Германа отличалось от старого не в лучшую сторону. Жёлтая трёхэтажка с замазанными трещинами на боку, с маленькими старомодными форточками в деревянных рамах и помпезными колоннами у крохотных балконов. На последнем открытом балконе, предположительно квартиры Германа, на бельевой верёвке грустно висела замёрзшая полосатая простыня, словно спущенный флаг. Спасибо, хоть нижнее бельё моего друга сегодня не сохло: мы ещё не настолько близки.
Нажала кнопку домофона – и дверь тут же открыли, я даже не успела ответно открыть рот. Эх, ладно, была не была.
Подъезд, как и положено в таких домах, пах старостью, кошками и супом. Краска на стенах облупилась, оголяя белую штукатурку, похожую на пятна.
Я остановилась перед деревянной, крашенной в коричневый дверью и робко коснулась пальцем звонка. Ничего не произошло. Позвонила ещё раз.
Дверь распахнула худая высокая женщина в ситцевом цветастом халате и с буйной, крашенной будто под дверь шевелюрой.
– Здравствуйте! А мне бы Германа, – испуганно, не своим голосом пискнула я.
– Герка! К тебе! – крикнула женщина и хмыкнула.
Почему-то стало стыдно. Зря я всё это затеяла. Опять поддалась порыву срочно излить душу. Наверное, и дневник по этой причине веду. Никак не закончу. Даже покинув Тёмный Уголок, всё ещё на что-то надеюсь. И пишу, и пишу.
Из-за спины женщины выглянул Герман, округлил светлые глаза и, выскочив из квартиры, с шумом захлопнул дверь. На нём были серая мятая футболка и спортивные штаны. В такой одежде, худой, сутулый, он напоминал рэпера.
– Чего тебе надо? – спросил грубовато Герман.
Глаза мои заметались по сложному узору лунных пятен в краске на стенах, я вздохнула и сказала.
– Видеть тебя.
Герман молчал, переваривая мои слова.
– Кроме тебя, у меня больше нет никого, – добавила я.
– Дура, вечно драматизируешь, – сказал Герман. – Подожди секунду.