Письма Непокорного. Том 1 (СИ)

Кроме всего прочего, я получил очень трогательное письмо от Уотсона. Это письмо глубоко тронуло меня не столько его предложениями, сколько выражением его отцовской дружбы. Конечно, я теряю "великолепный" шанс, но мне кажется, что я не найду Покоя, пока не возвращусь в Индию... От имени себя и своего брата Уотсон пишет, что в Бразилии меня всегда примут, если вдруг я захочу поймать шанс, предложенный мне, и он подчёркивает: "This business will continue long after my brother and I have passed off the scene". Уотсон предлагает увеличить мою зарплату в три раза "to begin with, and satisfactory upward adjustment within each year". Наконец, вместо квартиры в захолустье, как раньше, он предлагает мне перебраться в Рио... Всё это соблазнительно, и я весьма тронут дружбой Е.У. Но что делать??? Как ответить? Полагаешь ли ты, что для удовлетворения материального благосостояния я смогу отказаться от всего того, что мне дорого, от единственных ценностей, которые держат меня в жизни??? -- Бывают вечера усталости и отвращения, когда я чувствую себя готовым отступить; бывают дни, когда я чувствую себя изношенным и полностью опустошённым -- но разве это повод отречься от самого себя?... В то же время мне хотелось бы понежиться на солнышке несколько недель на пляжах Бретани. Возможно, тогда я видел бы более ясно и был более уверен в своих силах.

Пиши мне, старина. П.Р. из Абиджана перешлёт письмо, я надеюсь.

Обнимаю вас с Маник.

Б.

U

Ломе (Того) апрель [1953]

Бернару д'Онсие

Дорогой Бернар, твоё последнее письмо глубоко меня опечалило -- вероятно, ты всё ещё видишь "литературщину" в этой боли, я не настаиваю. В сравнении с тоном всего твоего письма, это меньший из упрёков и твоих слишком поспешных суждений, делающих из меня лицемера. Во всём твоём письме чувствуется раздражение, довольно частые бесполезные оскорбления, желание давать пощёчины. Почему? И потом, потеря друга всегда вызывает боль в сердце, и ты, возможно, кое-что понимаешь в этом.

Я ждал, прежде чем ответить тебе, потому что хотел выразиться ясно, или по крайней мере попытаться это сделать -- несмотря на твои насмешки. Главным образом, мне не хотелось, чтобы наша дружба закончилась подобным недоразумением. Заверяю тебя, это в последний раз, когда я тебе "надоедаю"...

Тебе нелегко переварить тот факт, что я покинул Уотсона. Для тебя единственным правдоподобным мотивом такого решения было моё желание удивить, "эпатировать" тебя: я не вижу ничего эпатирующего в решении, которое не имеет смысла само по себе, но лишь несёт в себе нечто для будущего. (В том же духе я уволился из Колониальной Школы и покинул Бюро Рудников в Кайенне. И доллары Уотсона ничего здесь не меняют). Наконец, признай, что моя "публика" была бы гораздо менее многочисленной, если бы я отказался от шанса разбогатеть только лишь для того, чтобы произвести на тебя впечатление... У меня не так много друзей, за исключением Брюстера и Ашрама. Если бы Уотсон не был твоим другом, а я не был твоим, я бы однозначно не держал тебя в курсе всех этих дел. И вероятно, я не сказал бы тебе ни слова об этом деле, если бы не был так одинок.

Есть ещё одна вещь, которой ты не знаешь и которую, возможно, теперь поймёшь лучше, -- что в каждом своём письме я обращался не к собственному "зеркалу", но к другу, чьей страстности и пыла мне недостаёт. Ты не представляешь, до какой степени я нуждался в этом друге. В действительности, уезжая из Бразилии, я покидал не столько Уотсона, сколько женщину, это единственная женщина, которую я полюбил за всю свою жизнь, её имя Иза. Не хочу впадать в литературщину, говоря о ней -- могу лишь сказать, что это больно. Думаю, ты понимаешь, что моей целью в последних письмах было найти ободрение и немного дружбы от тебя, но никак не желание "блефовать", пускать пыль в глаза. "Блеф" обошёлся бы мне слишком дорого.

Сколько раз, разъезжая по Африке, я готов был отказаться от всего, написать Изе, что я возвращаюсь, а Уотсону -- что я принимаю его предложения. Сделать это было намного проще (и я никогда не считал, что разбогатеть -- это "стыдно"!) Бернар, как ты мог подумать, что я вкалывал, продавая эти проклятые Ларуссы, лишь ради того, чтобы тебя удивить! Бог мой, мне нужна была не публика, а лишь немного понимания и дружбы в трудный период.

Это письмо не для того, чтобы потеряться в горечи или ненужных сожалениях, -- но чтобы расставить вещи по местам и разъяснить тебе цель, которую я преследую, ибо последние шесть лет наша дружба отмечена лишь недопониманием.