ПИСЬМА НИКОДИМА. Евангелие глазами фарисея

— Разве все эти мошенничества подтвердились? — неожиданно спросил Иосиф.

Ионафан и Иосиф испытывают друг к другу неприязнь, которая особенно усилилась после того, как Ионафан по приказу Кайафы порвал всякие отношения с Пилатом, а Иосиф не согласился сделать этого. Я догадался, что мой друг Иосиф, которого вся эта история совершенно не интересовала, хотел тем самым просто досадить Ионафану. Тот отвечал с ядовитой вежливостью:

— Нет, ничего такого не подтвердилось. Никто и не искал подтверждений. Кроме того, как мы слышали, все были столь захвачены этим… чудом, что никому, наверное, даже в голову не пришло, что вся эта история могла быть обыкновенным надувательством. Разумеется, я имею в виду амхаарцев. Досточтимый равви Никодим, несомненно, сохранил трезвый рассудок и не поддался наивной вере в пробуждение мертвого…

— Я — фарисей, Ионафан, — прервал я его. — Я верю в воскресение мертвых…

Вокруг меня послышалось глухое ворчанье. Зал, до сих пор слушавший молча, пробудился. Со скамей наших хаверов послышались голоса:

— Что ты говоришь, Никодим? Мы тоже верим в воскресение мертвых. Мы тоже фарисеи. Но люди воскреснут в последний день. И воскресит их Всевышний, а не какой–то там грешник. О чем ты говоришь? Он не может воскрешать!

— Тем не менее Он это сделал, — повернулся я к скамье фарисеев. — И раньше ходили слухи, что Он умеет воскрешать. Но теперь я видел это собственными глазами.

После моих слов воцарилась тишина, прерываемая только шепотом. Ионафан развел руками и снова насмешливо улыбнулся:

— Ну, раз равви Никодим сам видел…

— Это неправда! — неожиданно вскричал равви Ионатан, — Никодим этого не видел! Это значит, то есть я понимаю, что он не лжет, — поправился Ионатан, — просто он поддался обману.

— Стало быть, все, кто видит Лазаря в Храме и на базаре, поддаются иллюзии? — вмешался Иосиф. — Я сам его видел не далее, как вчера.

Снова зависла зловещая, заряженная гневом тишина.

— Да, это правда, — неохотно признал, наконец, Ионатан с видом человека, вынужденного уступить. — Лазарь ходит и всем болтает об этом своем воскресении. Может быть, это действительно было мошенничество, как сказал равви Ионафан. Но мошенничество или нет, все это должно, наконец, кончиться! Хватит уже подстрекательств со стороны Этого Галилеянина. После подобного чуда за Ним повалят толпы. Я знаю, какие разговоры ходят в последнее время в городе. Вы что, хотите завтра воевать с римлянами?

— Конечно, нет! — отозвался Каиафа. — Досточтимый равви Ионатан говорит вполне рассудительно, и мы рады, что он это говорит. Никто из нас не хочет войны. Такая война бы нас погубила.

— Надо покончить с Этим нечистым! — возопил равви Елеазар.

— Правильно! Покончим с Ним! Досточтимые, — Каиафа повернулся в нашу сторону, — Как я слышал, вы не раз ловили Его на ошибках в Его поучениях. Что же может быть проще? Пусть только кто–нибудь, подосланный вами, первым бросит камень. И пусть хорошенько бросит. Достаточно, чтобы только показалась кровь, тогда бросят и остальные…

— Этого сделать не удастся, — Ионатан покачал головой.

— Почему?

— Не раз уже наши люди брались за камни… Ничего из этого не вышло. Он тоже ловок, и у Него есть множество друзей. Особенно сейчас.

— Тогда давайте приведем Его сюда, осудим на сорок ударов и запретим находиться в городе. Пусть возвращается в свою Галилею!

— Это уже слишком поздно! — раздался голос равви Иоиля, напоминающий хриплое пение старого петуха. — Слишком поздно! Он уже научил людей грешить и пренебрегать священными омовениями! Он должен умереть!

— Правильно, — хмуро и решительно подтвердил равви Ионатан. — Он должен умереть!

— Я ничего не имею против, — отозвался Ионафан, равнодушно пожимая плечами. — Вам известно, что из–за Него я понес большие убытки. Никто уже больше не прельщается чудесами у Овечьей купальни… Без сомнения, Этот Человек опасен. Но давайте–ка подумаем вот над чем: если мы осудим Его на смерть, то наш приговор будет подлежать утверждению Пилата, верно? А Пилат, как вы знаете, может пожелать поступить нам наперекор…

— Так что лучше всего, — вмешался Иегуда, брат Ионатана, — уладить дело с помощью зелотов.

— Нет! Нет! — упирался равви Ионатан. — Необузданная ярость читалась на лице главы Великого Совета. — Нет! От них Он тоже сможет убежать. Его надо убить, а Его учение уничтожить. Он должен быть осужден и умереть позорной смертью на глазах у всех.

— Но Пилат… — повторил свое предостережение Ионафан.

— Может быть, Иосиф сумел бы это уладить… — подбросил кто–то.

— На меня не рассчитывайте! — громогласно заявил Иосиф. — Я не буду торговать ничьей смертью. Я — купец, а не убийца!

— Ты даже слишком купец, Иосиф, — язвительно заметил равви Елеазар.

— А сам–то ты кто? — парировал мой друг.

— Успокойтесь! — воззвал к нам Ионафан, ударяя посохом оземь. — Не ссорьтесь! Я тоже считаю, что Иосиф вовсе не обязан это улаживать, он только мог бы обратить внимание Пилата на то, что мы заинтересованы в этой смерти. Сейчас Пилат по горло сыт полученным золотом, он еще его и переварить–то не успел, так что ублажить его будет непросто.