Письма Никодима. Евангелие глазами фарисея

Я узнал его, и меня пронзила дрожь дурного предчувствия. Этот маленький человек со срезанным низким лбом и хитрыми, глубоко посаженными глазками был одним из старших стражников Великого Совета фарисеев. Его звали Гади. Я только сейчас заметил, что за ним стоят еще несколько стражников с палками в руках. Сомнений не оставалось: наши хаверы постановили действовать быстро и решительно. Они могли себе это позволить: Пилат не приехал на Праздники, а правитель Саркус давно уже был ими подкуплен. Я был уверен, что столпившийся в синагоге народ не встанет на защиту Учителя. Кроме того, в самом городе многие даже не знают, что Он находится в Иерусалиме. Дело приняло неожиданный оборот.

— Кто Ты? — настойчиво переспросил маленький стражник, будто ему не терпелось скорее получить ответ.

На лице Учителя по–прежнему не было заметно следов тревоги или неуверенности. Может быть, Он просто не отдавал Себе отчета в грозящей Ему опасности? Не торопясь с ответом, Он вперил глубокий и спокойный взгляд Своих черных глаз в бегающие глаза человека, задавшего вопрос.

— Я — Сущий от Начала… — произнес Он и, подняв голову, окинул взглядом столпившихся в синагоге людей. — Но вы отвергли Меня, — продолжал Он. — Только когда вы вознесете Меня, вы убедитесь в том, что Я — Тот, Кто Я есмь, и что слова Мои — это слова Отца. Потому что Я всегда делаю то, чего Он желает. И Он никогда не оставит Меня…

Он на секунду прервался. Они больше не кричали, а стояли, открыв рты, с вытаращенными глазами, вопросительно переглядываясь, покачивая головами и пожимая плечами. Они больше ничего не понимали. Маленький стражник недоуменно поскреб за ухом. «Что все это значит? О чем Он говорит? Что означают эти слова?» — слышался отовсюду шепот. Я бы и сам охотно спросил: «Что означает то, что Он сказал? Что означает „Сущий от Начала“? От начала чего?» Мне внезапно пришла в голову мысль, что наверное — от начала чего–то нового! Мир, в котором я жил перед тем, как повстречал Его, был старым миром. В нем все было уже известно: любовь и ненависть, богатство и нищета… Он же принес что–то совершенно новое. С Него все началось… Так, может, Его слова означают именно это? Но в таком случае, Он предрекает кого–то, кто еще только должен прийти…

— Так Кто же Ты? — еще раз повторил стражник, и кончиком языка облизал пересохшие губы. Но Учитель не ответил ему: Он воздел руки вверх жестом священника, готовящегося через минуту пронести через Водяные ворота серебряный кувшин с водой, и снова заговорил тем свойственным Ему тоном горячего призыва, в котором неизвестно, чего больше — приказания или просьбы.

— Кто из вас жаждет, пусть придет ко Мне — Я дам ему пить…

За стенами синагоги раздались первые звуки труб, флейт, свистулек и зазвучали начальные слова псалма:

Аллилуйя!
Хвалите имя Господне!
Да будет имя Господне благословенно отныне и вовеки.
Да будет прославляемо имя Господне
От востока солнца до запада…

Толпа нетерпеливо зашевелилась. Пора было идти, чтобы принять участие в процессии. Но Учитель продолжал держать нас на привязи Своих слов, и продолжал говорить:

— Кто из вас жаждет, пусть только уверует в Меня, и не будет больше жаждать. Живая вода рекой потечет из его сердца… вы разве не помните, что обещал Иезекииль? Где будет течь этот источник — там все оживет…

Но люди, привлекаемые все громче звучащей музыкой и пением, уже не слушали и толпой повалили из синагоги. Лишь небольшая кучка народа осталась стоять около Учителя. Я заметил, что стражники перешептываются и оглядываются по сторонам. Я заволновался, так как мне показалось, что они собираются схватить Его. Но они только понимающе кивнули друг другу — и вышли. Я испытал облегчение. Грозящая Ему опасность пригвоздила меня к месту, и теперь, наконец, я почувствовал себя свободным. Не слушая больше того, что Он говорил, я задумчиво направился к выходу.

На сердце мне давила тяжесть. Сцена, свидетелем которой я оказался, убедила меня в том, что в словах Иуды немало правды: такое впечатление, что Он сознательно навлекает на себя опасность. Раньше Он говорил просто, мягко и спокойно, теперь Он говорит так, словно хочет восстановить против себя всех, — вот что меня угнетало. Мне показалось, что Он прервался, и я ускорил шаги: в ту минуту я не испытывал никакого желания разговаривать с Ним. Я боялся, что если Он обратится ко мне, то непременно упомянет о Руфи… Что, если бы Он сказал: «Почему ты не пришел с этим ко Мне?» Нет, нет, это уже произошло, и не стоит даже думать о том, что все могло быть по–другому. Раз нельзя поворотить судьбу вспять, то нечего и говорить об этом…

Я решил сразу по окончании процессии наведаться в Великий Совет, чтобы узнать, что они там замышляют против Учителя. Щурясь от солнца, я вышел наружу и смешался с толпой, которая направлялась вниз к Силоаму. Люди размахивали ветвями и пели: