На процедуре отбора звездулеток они присутствовали все трое: Маша, Вася–Коля и пожилой фотохудожник с посеребренной бородкой и оптикой начала века. На его снимках нимфетки выглядели целомудренными и воздушными, словно феи, все до единой с огромными прозрачными глазами. Маша даже хотела порасспросить, как он добивается такого эффекта, но пожалела дедушку: ему явно не светило. А вот Вася–Коля напрягал. И снисходительным взглядом, и репликами не в тему, и покровительственной рукой у нее на плече, да и вообще своим существованием на свете.
Если б не это, она прикололась бы по полной программе. Видели б сами барышни, как проходит так называемый «отбор на кастинг»! Ну, несколько номеров внесли в список, не утруждая себя просмотром фотографий — ладно, это святое, чьи–то наверняка даже не любовницы, а дочки. Но затем!..
Перед монитором сгрудились: зампродюсерша, второй зампродюсер, режиссер, главный оператор, парочка редакторов, неутвержденные кандидаты в операторы, визажисты и фотографы, плюс некоторое количество совершенно левого народа, — так что рука Васи–Коли на Машином плече была где–то оправдана. Компьютерщик листал бесконечные страницы, полные фоток–баннеров размером с полспичечного коробка, кликая на те, которые указывал его внутренний генератор случайных чисел — или чей–нибудь голос из публики за спиной. Барышня увеличивалась, и публика вслух давала ей оценку.
Дальше всё происходило точь–в–точь как на гладиаторских боях в древнем Риме. Там ведь тоже, наверное, имели место быть вперемежку и опущенные, и поднятые пальцы, и никто не пересчитывал их в процентном соотношении. Какое из прозвучавших междометий лучше доходило до компьютерщика, парня с прыщавым бритым затылком, так и решалась судьба нимфетки. Вот чьи, оказывается, в лесу шишки. Кто бы мог подумать.
Игра уже начинала надоедать, когда в нее внес разнообразие лысый ледокол, с налета взломавший толпу. Маше досталось от ледокола локтем под дых, поэтому она не сразу его узнала. Но вообще–то масс–медиа и рекламная индустрия давно не оставили никому в стране таких шансов. По сплетням, он тоже пока не был утвержден на роль ведущего шоу, в том смысле, что еще торговался из–за гонорара. Однако насчет собственности на шишки в лесу имел свое мнение.
— Вот, — сварливо бросил ледокол. — Хоть что–то оригинальное. Портрет покажи. Да. Хоть с одной можно будет работать.
Он сделал разворот, начисто сметая левый фланг самозваных арбитров; но Маша стояла справа и успела отметить, что фотография ее. Это радовало. Зато красовалась на снимке дурочка с татуированной розой на плече: всё, кроме розы и гигантских губок трубочкой, ехидно уходило в перспективу и расфокус… ну–ну. В целом чувства получились двойственные: ваша теща в вашей же машине и далее по тексту. Правда, у дурочки еще есть шанс не пройти кастинг… вряд ли, раз уже сам обратил на нее внимание. Но пофиг. Почему она не звонит? Может, угодила с утра под грузовик, эта зампродюсерша?!..
Солнце ушло, лишив бомжа импозантной тени, а окна училки — бликов. Впрочем, ее всё равно до сих пор не было дома. Маша досчитала до пятнадцати и поглубже вдохнула пыльный воздух. Бедный Толик.
— Машка!!! — вдруг заорал он восторженным шепотом. — Внимание!! Идет!
Бог весть что. От неожиданного Толикова крика — не звук, а горячая игла в шею — Машу передернуло, теперь она медленно приходила в себя и злилась. Тоже мне. Как будто сорокалетняя тетка не должна возвращаться вечером домой. Усталая, помятая, поникшая и, главное, совершенно одна — невероятное везение, ничего не скажешь. Эксклюзивная возможность отснять, как она входит в подъезд, а потом валяется у себя на диване. Или в лучшем случае выбирается на балкон за штанами и блузками.
— Работай, — приказал Толик.
Маша пожала плечами и щелкнула училку в компании с бомжем. А что, может, коммунист и купит. Интеллигенция у нас, говорят, тоже нищает.
— Еще, — жарко шептал Толик, — еще!..
Послушал бы его кто–нибудь из–за дверей. Ей стало смешно:
— На фига?
— Пригодится. Я чувствую. Из–за фуфла сервер не глушат. И тем более не пытаются…
Выслушивать эту бредятину в тысячу сто второй раз было бы слишком, и Маша отключилась с его звуковой дорожки, сосредоточившись на происходящем внизу. Училка и бомж держали мизансцену. Стояли как вкопанные, любуясь друг другом. Снимать их становилось скучно.
Первым пошевелился бомж. Отвернулся и направился к следующей мусорке. Он успел приодеться в извлеченное из бака: то ли куртку, то ли пиджак темно–фиолетового цвета, — и уже не выглядел таким колоритным. Отвлекшись на бомжа, Маша пропустила тот момент, когда училка вышла из ступора и опрометью бросилась в подъезд. Поймала в кадр только спину за уже закрывавшейся дверью.
И тут запела мобилка.
— Алло! — И Толик, и училка, и тем более Лиловый полковник начисто испарились из Машиной жизни. — Да, я слушаю. Когда? Да, конечно, буду. Не забуду, что вы!.. и паспорт, и код. Спасибо. До завтра!
— Машка!!! — завопило что–то левое над ухом. — Снимай, ты чего?! Живо снимай!!!