Дорогие мои друзья Надя и Муля!
В связи с ликвидацией работы в ЛОЛГК
[5]и с тем, особенно, что мне дали знать поздно, а также в связи с экзаменами и хлопотами c новыми ст‑ми голова идёт кругом и я не в состоянии был написать Вам, как я опечален тем, что лишён вас часто видеть, общаться с вами и советоваться. Я очень плохо пишу и времени в этом году будет ещё меньше, чтобы по-настоящему переписываться. Прошу меня не забывать и писать часто и много…Не думаете ли вы, что это очень нехорошо — за несколько дней до начала занятий (почти без предупреждения) делать такие перемены
[6].Ведь, если бы это было заблаговременно, Милкис
[7](которому я дал телеграмму, чтобы он не выезжал в Ленинград), мог успеть приехать сюда, а он опоздал. Если невозможно будет выхлопотать ему поступление, он останется на всё зиму (уже на вторую) без учёбы. Тоже можно сказать насчёт Фимы (Бельского — А. Ш.)Если бы знать об этом летом, он, в случае желания мог бы успеть обменять комнату и получить работу в Москве. Что ему делать сейчас, и не придумаю! Напишите, дорогие, своё мнение.
Сейчас поздно, голова не работает, потому, что я замучился с хлопотами о переводе из Одессы превосходного студента с виртуозными данными. Напишу ещё, как только смогу. Напишите, как вы все прожили лето? И пожалуйста поподробнее.
У нас в Консерватории новый директор, новые деканы — на оркестровом Цыганов (хрен редьки не слаще)
[8].Освободили из МГК от преподавания: Шебалина, Шостаковича, Житомирского и Белого
[9].На очереди к сокращению ещё 17 педагогов (так упорно говорят).
Когда утрясётся всё, я вам напишу снова.
Простите за безалаберное письмо. Целую вас всех крепко. Пишите.
Жду с нетерпением. Скучаю по Вас.
Вас любящий Л. М.
27/VIII/48 г.
P. S. Даже не в силах перечитать — наверное, сделал массу ошибок. Уже сплю.
Письмо 3‑е
7/IX/1948