Письма. Рабочие дневники. 1942–1962 гг.

— А как же, Серафим Николаевич, — с готовностью отозвался боцман. — Не без этого. Внизу уже все готово.

Мы еле разместились в судовом камбузе — если позволительно столь высокопарно называть крохотный закуток рядом с каютой — сидя чуть ли не на коленях друг у друга. Я уже нацелился на горячую дымящуюся кашу с подливкой, как внезапно майор насторожился и отложил ложку.

— Пожалуй, не стоит, — сказал он. — Потом поедим. Что-то аппетита у меня нет.

Отложил ложку и я. В желудке похолодело, и его свело спазмой. Мне стало как-то не по себе. Хотя отсутствием аппетита я не страдал, но вспомнил советы бывалых людей, что если уж получишь пулю в живот, то лучше на пустой желудок.

— Что мне еще от тебя надо? — задумчиво сказал майор. — Так… Ты эрликон знаешь?

Еще бы мне его не знать. Маясь от безделья, я не раз заходил в учебный класс, чуть ли не половину которого занимала модель эрликона в натуральную величину. Разобрать и собрать его я, конечно, не смог бы, но зарядить, навести и вести огонь, примостившись на вращающемся сидении — это я мог бы сделать с закрытыми глазами, прошу прощения за шутку.

Я, естественно, не стал вдаваться в подробности и коротко ответил:

— Знаю, товарищ майор.

— Стрелял из него?

— Не доводилось.

— Может, и доведется. Так что готовься.

Мы помолчали.

— Время, — сказал майор. — Пошли наверх.

Мы снова выбрались на палубу. Наше суденышко покачивалось на прибрежной зыби, и ее брызги долетали до наших сапог.

— Вот он, — спокойно сказал боцман. — Глянь, Николаевич.

— Где? — резко переспросил майор.

— А вон, бежит меж камней.

Майор вскинул бинокль, хотя и без оптики можно было разглядеть, как меж огромных валунов то появляется, то снова исчезает белая повязка на голове бегущего человека — видно было, что он ищет спуск к воде.

— К орудию, — тихо сказал майор и, то ли избавляясь от утренней стылости, то ли просто разминаясь, зябко повел плечами. — Кузьмич, подтащи-ка ему боезапас.

Пока я стаскивал брезент с четырех стволов эрликона и устраивался на дырчатом металлическом сидении, Кузьмич споро притащил откуда-то снизу два длинных деревянных ящика, в которых были сложены уже снаряженные ленты с удлиненными боезарядами с эрликона. Он пристроился со мной рядом.

Майор, едва не переваливаясь за борт, напряженно всматривался в затянутый полосами тумана берег, и наконец я, чуть скособочившись на сидении, увидел, что там происходит.

Человек с белой повязкой на голове, внимательно выбирая себе дорогу, бежал к воде, пока его преследователи, не тратя времени на поиски удобного пути, настигали его по пятам. До нас доносились приглушенные туманной пеленой звуки автоматных очередей.

— Отрезай! — крикнул майор, махнув мне рукой. — Отрезай их, не позволяй залечь!

Длинной очередью я отсек преследователей от беглеца, но сразу же понял, что имею дело отнюдь не с новичками. Они тут же поняли, что огонь ведется не столько на поражение, сколько отсечный. Часть из них залегла за камнями и стала поливать меня из автоматов, пока остальные продолжали преследование.

Попасть в меня было не так легко, но все же мне пришлось скорчиться на сидении, чтобы стать как можно меньше. На пару секунд я потерял цель, но за это время залегшие рванулись вперед, пока остальные прикрывали их огнем. Беглец слегка прихрамывал на ходу, то и дело скрываясь за камнями. Он толково использовал укрытия, но все же было видно, что пуля его не миновала.

— Шмаляй! — заорал майор. — Коси их! Коси! Кузьмич! Заряжай!

В горячке я не заметил, что отстрелял почти всю ленту, и Кузьмич, сидя на корточках, ловко и споро вставил новую.

Беглец оказался почти у уреза воды, но теперь он был на открытом пространстве и преследователи, укрываясь за камнями, били по нему из всех стволов.

Майор что-то крикнул, но я не расслышал его из-за грохота всех стволов эрликона и звона вылетающих гильз. Я бил прямо по преследователям — они были в сероватых комбинезонах и шапочках с длинными козырьками — и видел, как в воздух взлетали ошметки их тел, разорванных огнем моих пушек.

Отчаянно матерясь, майор поспешно стягивал с себя штаны. Беглец, подтягиваясь на руках, полз к урезу воды; повязка на его голове стала ярко-красной.

— Держись! — рявкнул майор и исчез за бортом. Пловцом он был отменным — его голова, исчезнувшая под серыми волнами, вынырнула лишь в метре от неподвижно лежащего у воды человека; выкинувшись на берег, он рывком сдернул его за собой в воду. Но я не обращал на него внимания. Я сидел как петух на насесте, прячась от шквала пуль лишь за маленьким щитком, и единственным моим спасением было держать берег под непрерывным обстрелом. Что я и делал, лишь краем глаза заметив, как майор вынырнул у борта, придерживаясь за него одной рукой, а другой таща за собой неподвижное тело человека, которому была устроена столь незабываемая встреча.

Кузьмич кинулся к нему на помощь, но майор уже карабкался на палубу.

— Заводи! — выдохнул он, распластавшись на настиле и подтягивая к себе обмякшее тело.