Письма. Рабочие дневники. 1942–1962 гг.

Here I send my photo to you. It is a dirty little piece of homework, but as far as I can see it reproduces somewhat truly what I'm now. You can see me sitting at my writing table, deep in resolutions and meditations, in our study over finishing that damned translation of «Stalky & Со». Behind me our blessed stove can be seen which had warmed my spine during long winter evenings, when it was too beastly cold at home to return there. You can see then my spectacles with the broken right glass and can notice behind it my eyes shining with enthusiasm and wit.

And about congratulations. I wish you live many many happy years with good and fitting work, possibilities of working out your literature talents, great dreams of youth till the deep depth of your ages. As to me, you shall always find in your older brother your best friend and assistant in every aspect of life — material or spiritual or mental.

And I remain here your loving brother

A. Strugatsky.

P. S. Funny enough — I've dreamed to-night that I'd returned from Kamchatka and you met my at the station — a little red-haired school-boy of about ten or eleven years old. Perhaps I too much want to see you. But we are to wait till January.[122]

Дорогая мамочка!

Прости, что не писал долго персонально тебе: как-то сложились обстоятельства, что я немного замотался в собственных планах и замыслах, и вот видишь, не смог даже выбраться в город послать вам телеграмму. Ты уж не волнуйся в таких случаях, ибо может случиться так, что для того, чтобы пробраться в город, придется шлепать часа два по пояс в грязи. А у меня пока только одни сапоги — не потому, что не на что купить другие (hush![123]) — не так уж мы… кгм… бедны, водятся денежки-то, а просто еще не получил новых. Поэтому я иногда не иду на почту. Такой возможности ты упустить из виду не должна. Собственно, если нет телеграммы, значит я просто не пошел в город, вот и всё.

Очень рад, что ты хлопочешь о путевке. Хлопочи, затрат не жалей. В крайнем случае всегда могу снять с книжки и подбросить тебе монеток. И пожалуйста, не надо в каждом письме выставлять меня благодетелем, кормильцем, поильцем, постелеубиранцем, горшковыносенцем и т. д. Как будто я сделал бы несть какое благодеяние, послав тебе аттестат! Да ведь двадцать таких аттестатов не хватит, чтобы воздать хотя бы часть того, что ты сделала для нас с Борькой! А то это прямо обидно: можно подумать, что я такой уж засранец был всю жизнь, что ты и думать не смела о том, что я тебе буду когда-нибудь помогать. И не в деньгах это дело, а в том, что хорошо очень живем мы — таких семей мало, очень любим друг друга. Хорошо-то как, верно, ма? Ты мне часто снишься — будто я приезжаю домой, а ты чего-то мною не довольна.

Как тебе моя парсуна нравится? Правда, очень деловой парень?

Насчет приемника считаю необходимым подождать до осени. Бандероли все получил, очень большое спасибо. Больше пока не шлите, надо это всё проработать. В общем, материалом я обеспечен. Вот только хоть что-нибудь на японском языке, если найдете. А продуктовых посылок не надо, всё у меня есть, авитаминоза нет, в этом отношении всё хорошо.

Да, мамочка, давно хочу тебя спросить. Я приеду в конце января следующего года. Надо тебе сказать, я не имею ни малейшего желания одеваться так, как здесь. Можно ли сделать так? Я пришлю свои размеры, деньги, а ты там по этим размерам сошьешь мне дешевенький (как тогда, помнишь?) костюмчик и купишь пальтишко или там кацавейку какую-нибудь. Так что я сразу по приезде переоблачаюсь и… и… в общем, весело провожу время, не стесняя себя кое-какими условностями. Напиши свои соображения на этот счет, рассчитай, сколько нужно денег, если это возможно. А также — какие нужны размеры. Я думаю, у тебя там найдется знакомый портной, с которым можно будет договориться на этот счет. Конечно, время терпит, но и затягивать это дело особенно нельзя. Атак славно было бы: приехал, влез во все новое и хорош!

Ну, пока всё. Крепко целую тебя, родная моя.

Твой всегда любящий сын

Арк.