Письма, рабочие дневники. 1967–1971 гг.

Авторы нарочито избегают инопланетной специфики, словно азиатские деспоты и заправилы гитлеровского райха поделились с властителями «Обитаемого острова» своим опытом. Стругацкие заставляют читателей видеть всё происходящее глазами простодушного Максима. Нелепость и уродливость общественных отношений, противоречащих человеческому естеству, видятся как бы через увеличительное стекло. По мере прояснения замысла повесть приобретает памфлетную окраску, четкую политическую направленность, которую можно определить только одним словом — антифашистская…

Гвардейцы-молодчики — живые автоматы, послушно и с радостью готовые убивать, пытать, жечь. Тягучие мысли, тягучие слова, казарменный жаргон. Доведенные до животного состояния «выродки» — все, кто потенциально, в силу биологических свойств (люди, не поддающиеся излучениям), могут составить оппозицию. Из них формируются силы сопротивления, вбирающие в себя всё лучшее, что есть в этом мире. Разнузданный террор пробуждает спящую мысль, стремление найти выход, ответить на мучительные вопросы.

Максим — правдолюбец, которому нужно докопаться до сути вещей, понять, почему здесь все так противоестественно, в конце концов начинает действовать: совершает богатырские подвиги в революционном подполье, а затем, после многих приключений, взрывает оплот Неизвестных Отцов — Центр, откуда исходят излучения. К сожалению, скомканный финал (может быть, только в журнальном варианте?) недостаточно проясняет загадочную фигуру Странника, как выясняется, наблюдателя Галактического Союза, и не открывает ясной перспективы дальнейших событий, которые должны последовать после свержения Неизвестных Отцов.

Землянин Максим вносит жизнь и юмор в этот мрачный бездушный мир. Постепенно он вырастает в настоящего героя, сокрушающего все препятствия, просветляет сознание людей, становящихся его сподвижниками, заражает их волей к борьбе.

«Обитаемый остров» проникнут революционной романтикой, вместе с пафосом отрицания социального зла несет заряд позитивных идей. Прежде всего, авторы раскрывают тлетворность живучей мещанской идеологии, которая, при кажущейся нейтральности («моя хата с краю»), служила и служит опорой реакции, мутным источником мракобесия.

В современной жизни не может быть нейтральных и равнодушных! В борьбе за Будущее, за сохранение жизни на Земле все мы несем моральную ответственность. Все вместе и каждый в отдельности. Эту непреложную истину утверждают братья Стругацкие и сюжетом, и замыслом, и образной системой своей повести. «Обитаемый остров» вполне отвечает полемическому определению жанра: «Фантастика — литература».

Письмо Аркадия брату, 29 сентября 1969, М. — Л.

Дорогой Борик!

Тоже имеются новостишки, и плохие, и хорошие.

1. В среду позвонила мне Нина и посоветовала немедленно сходить к Пискунову и самому поговорить с ним. Пошел. Впечатление отвратное. Старая сволочь даже сесть не предложил, говорил сухо и в глаза не глядел. Содержание разговора передать трудно. Я спрашивал, что вменяется в вину ОО, а он упорно бубнил, что «Сов. Россия» — орган ЦК, что мы проштрафились, что ничего он сказать мне не может, а вот придет время, будет сам разбираться, и вообще шел бы я к этакой матери и не морочил ему голову. Что я и сделал, в растерянности и удивлении. Занятно, что впервые я услышал то, в чем были мы уверены по опыту: никакие положительные отзывы начальство не интересуют, внимание обращается только на отрицательные.

2. В пятницу позвонила мне вечером Нина и рассказала, что у нее был интересный разговор с Компанийцем (глав. ред.). Когда Нина передала ему мой разговор с Пискуновым, он был страшно удивлен. Не далее, как в понедельник, Пискунов сам говорил с ним и по своей инициативе заговорил о судьбе ОО: дескать, нельзя же так, деньги большие затрачены, висят на издательстве, ближайшая ревизия нам на шею их повесит, а оправдательных документов нет — только телефонный звонок, и как же тут-де быть. Одним словом, Вася (Компаниец) пришел в ярость после рассказа Нины и заявил: берется за дело сам, въестся Пискуну в печенки, сам пойдет на неделе в Комитет по печати, добьется, от кого идет распоряжение, а затем сам потащит Пискуна в ЦК.

3. Я осторожно спросил Нину, как она отнеслась бы к идее большого скандала вплоть до Брежнева. Она не менее осторожно ответила, что это, конечно, дело святое, но идти надо не к Брежневу, а к Демичеву, однако это дело терпит, надо посмотреть, что сможет сделать само издательство.

4. Звонил в «Юность», но Озерова приедет только первого октября. Это потом.

5. Разумеется, отдавай ДоУ в Ленинградский НФ, все равно нигде больше у нас ничего сейчас не возьмут.

6. Вчера звонил мне приятель из «Мира», сказал, что видел сигнал Нортон.

7. Полагаю, что нам влезать в газетную склоку не следует. Слишком много уже на нас накручено. Да и гордость не позволяет. Кстати, наше интервью я давно отнес в «Дет. л-ру», там прочитали и восхитились, но озаботились, что скажет начальство, обещались позвонить. Не звонят.