Письма, рабочие дневники. 1985–1991 гг.

Б. Н.: Да. То есть вот старая идея, которая была так близка Марксу-Энгельсу и к которой пристали большевики, — идея о том, что можно изменить человека, изменяя социальные условия — вот это… это ошибочная точка зрения. Понимаете? В этом есть какой-то лысенковизм. Неоламаркизм в этом какой-то есть. Что если вот собаке из поколения в поколение рубить хвост, в конце концов родится бесхвостая собака. Не родится! Никогда! Хоть тысячу поколений руби. Точно так же — в какие условия ты человеческое общество ни ставь, оно всегда будет разделяться по такому спектру всевозможных свойств от люмпена до Эйнштейна. Понимаете, всегда это будет. И единственное… Для того, чтобы достичь вот общества, в котором хорошо жить… Ведь о чем идет речь? Речь идет не о том, чтобы создать общество, в котором жить хорошо всем. Такое общество невозможно. Всегда кому-то будет плохо. Кто-то будет недоволен. Но может идти речь об обществе, которое устроено справедливо. Что это значит? Это значит, что тот, кто больше делает для общества, тот автоматически больше получает от общества. Вот это вот справедливость. Не уравнительность — всем поровну, а справедливость — больше сделал, больше получил. Вот такое общество, мне кажется, теоретически возможно. Но тут возникает сразу же вопрос: ну, а как быть с людьми, которые обделены от природы? Ведь у нас на глазах вот просто погибают замечательные ребятишки, из которых могли бы выйти конструкторы, писатели, танцоры, опытные слесаря… я не знаю… программисты, профессионалы высокого класса, полезные для общества и осчастливленные, потому что высшее счастье, какое только есть у человека, — это иметь возможность быть в каком-то отношении лучше других. Вот я лучше всех пишу фантастику. А я лучше всех программирую там, скажем, на «Паскале», а я лучше всех делаю, я не знаю, унитазы, елки-палки! А я лучше всех эти унитазы конструирую. В каждом человеке талант. Надо вытащить… Не в каждом, наверное, но в подавляющем большинстве людей талант. Вот — вытащить этот талант, сделать — это и означает сделать человека счастливым. Вот Теория Воспитания как раз и нужна для того, чтобы справедливое общество было действительно справедливым. Сначала из маленького человека извлекают самый его… самые его главные способности, а потом открывают ему дорогу — вот, давай, действуй, вот тебе никто не помешает, вот ты лучше всего будешь работать в этой области. То есть — если ты не хочешь — нет, это пожалуйста. Но вот мы тебе говорим, что лучше всего тебе будет вот здесь. Вот здесь ты применишь себя на сто процентов. Ты будешь полезен, ты будешь нужен, ты будешь уважаем, ты будешь много давать обществу и будешь много от него получать. Это единственная надежда, которая у нас есть. Создание такой вот теории (и практики, естественно) воспитания. Тогда можно будет, мне кажется, создать общество, похожее на общество «Полудня», хотя и там будут свои Скляровы. Помните, в «Далекой Радуге»?

М. Ш.: Бесталанный.

Б. Н.: Да. То есть он не бесталанный. У него… дело не в том. У него есть какой-то… У него есть талант, но он не хочет. Он хочет быть физиком. Вот это будет трагедия. Ну, никуда не денешься. Но согласитесь, что это будет… это более трагедия, так сказать, более высокого плана и более благородная трагедия, чем, значит, ситуация, когда человек мог бы стать, я не знаю, столпом общества, а он — пьяный люмпен — валяется под забором, потому что вовремя его способности не были открыты. Вот. Вот единственная возможность. Единственная, которую я еще, так сказать, не вычеркнул из своих представлений.

С. Л.: Борис Натанович! В эту, так сказать, идеальную схему все равно вмешается не то чтобы реальная жизнь, а те люди, которые уже отягощены злом.

Б. Н.: Мы все, ребята, отягощены злом.

С. Л.: Нет. Ну, я имею в виду тех, которые вот… Ну, те самые люмпены… Они же будут мешать. Чистоты эксперимента, то есть, не будет. Это опять надо лепрозорий.