1937.ѴІ.19. Дорогой Кирилл, невольно вспоминается далекое прошлое и часто я вижу вас во сне, но всегда маленькими, равно как и своих братьев и сестер, тоже маленькими. А тебя нередко вспоминаю в связи с твоим желанием, когда тебе было лет 5, уехать на Кавказ и приписаться к какому‑нибудь горскому племени. Тогда я тебе говорил о невозможности исполнить это желание. Ho знаешь ли, как это ни странно, что почему‑то мне симпатизируют многие магометане, и у меня есть приятель перс, два чеченца [2437], один дагестанец, один тюрк из Азербайджана, один турок собственно не турок, а образовывавшийся в Турции и в Каире казахстанец. Перса я слегка поддразниваю, указывая на превосходства древней религии Ирана парсизма (впрочем он со мною почти соглашается). С образованным казахстанцем иногда веду философические разговоры. А необразованный чеченец–мулла находит, что из меня вышел бы хороший мусульманин и приглашает приписаться к чеченцам. Разумеется я отшучиваюсь. Ho чеченец—настоящий чеченец и вероятно немало порезал народа на своем веку. Как‑то, когда он при ком‑то звал меня в Чечню, тот заметил, что они головорезы и у них там режут в день по 30 человек. Чеченец возразил спскойно: «Вовсе не по 30, а по 5—б в день, в е^о селении». Глаза его мрачно сверкают при всяком случае и ясжо видно, что зірезать кого угодно ему ничего не стоит. Как-~о он расписывіл высокое качество их оружия. «А зачем Biivi кинжалы?» сгросил собеседник. «Как же иначе ходить воровагь коней?» ответил тот. Чеченец этот спит прямо надо мною. Впрочем мы с ним и ему подобными хорошо уживаемся. Рядсм со мною, боко бок, спит один армянский крестьянин, а с другой стороны—псляк. Иногда я высказываю сожаления, что у ніс нет ни одного негра, остальные народы, белой и желтой расѵі, представлень] полно. Крепко целую тебя, дорогой. Сообщи, куда ты едешь, и будь в поездке осторожнее при подъеме жа горы и прочие рискованных случаях путешествия.
1937.ѴІ.19. Дорогая Оля, радуюсь, узнавая о твоей работе в оранжерее [2438], и надеюсь, что ты многому сможешь научиться там. Конечно, в Бот. Саду разнообразие растений несравненго больше. Ho познать основы жизни растений вполне можно и ка немногом, а для систематики иногда ездить в Бот. Сад и просматривать растения по заранее намеченному плану. Главное же—не отрываться от дома, от мамы и ото всех своих. Все же это лучшее из того, что получишь в жизни. Переживания детства и юности составляют наиболее прочный и наиболее содержательный зачаток всего последующего и о нем следует заботиться особенно внимательно. Занимаясь растениями в тиши, ты сохранишь и построишь свой внутренний мир наиболее правильно, и ради этого стоит пожертвовать более легкими и обильными условиями в таком суетливом городе, как Москва. К тому же, в Бот. Саду наверно, при многолюдстве, идут стычки и дрязги, отвратительные и засоряющие. Крепко целую тебя, дорогой Олень, и желаю тебе успехов. Пишу 20–го и сле- доват. особенно вспоминаю Посад.
1937.ѴІ.19. Дорогая Тика, мне приходится всегда прощаться с чем нибудь. Прощался с Биосадом, потом с Соловецкой природой, потом с водорослями, потом с Иодпромом. Как бы не пришлось проститься и с островом. Ты просишь нарисовать тебе что‑нибудь. Ho сейчас у меня нет красок, а кроме того нельзя прислать, если бы я и нарисовал для тебя. Придется ждать более подходящего времени. Ты можешь взять из моего кавказского альбома какой нибудь геологический вид или какую‑нибудь водоросль и повесить себе. Ho бери то, что покрасивее и заклей под стекло. Мне жаль, что рисование прекратилось, т. к. оно успокаивает, —так же как и музыка, если играть самому. Надеюсь, что за меня будет рисовать моя дочка, и наверное лучше своего папы. Кланяйся от меня бабушке и А. Ф. Поцелуй мамочку и аленького и покажи ему что- нибудь красивое. Чайки говорят, что у тебя новое платье, правда ли? Крепко целую свою цочку.
1937. VI. 19. Дорогая мамочка, письмо твое получил, но о здоровьи твоем из него не у:; нал. Надеюсь, солнце и тепло подправят тебя. Рядом со мною в камере квартирует один тифлисский армянин, уже пожилой, так что находится у меня с ним немало общих знакомых и мы вечерами иногда вспоминаем Тифлис. Соловецкие впечатления мои теперь ограничиваются людьми, т. е. мне наименее янтересным. Рисовать водорослей уже давно не приходится за отсутствием микроскопа, места и красок. Ho я доволен, что удалось зарисовать для вас и то немногое, что ты видела. К сожалению, кажется, не все дошло до вас. Я здоров, но работать по настоящему сейчас невозможно, а отсутствие правильной и напряженной работы и разелаб- ляет и утомляет одновременно. Целую тебя, дорогая мамочка, береги себя и будь здорова. Поцелуй Люсю и Шуру.
Примечания