Письма с фронта. 1914–1917

Я сегодня (или вчера… я уже писал тебе) выразил свое согласие на штаб дивизии и скоро, вероятно, получу назначение. Я попытаюсь в промежутке проскочить до Петрограда, но если это не удастся, все же попытаюсь проехать в Киев, где назначаю тебе свидание. Дня 2–3 мне здесь, я думаю, можно будет побыть. Обыкновенно я останавливаюсь у Гладынюка (Фундуклеевская), если же там не будет комнат, я все равно оставлю в этой гостинице свой адрес. Точно также сделай и ты, если приедешь раньше меня. Телеграфировать буду так: «Приезжай Киев, останавливайся Гладынюке к такому-то. Андрей». Эта мысль пришла мне в голову сегодня вечером, когда я разгуливал по тропинке, и то оживление, которое меня охватило при этом, и те фантазии, которые полились, показали мне, как я по тебе соскучился. Мы поживем на славу: посмотрим Лавру, соборы и все-все, что полагается. Захвати с собою денег, не менее, скажем, 100 руб., так как у меня сейчас всего 30 руб., и я могу заторопиться и ничего с собой не взять.

Сегодня получил от тебя большое письмо (начало от 21.XII и конец от 8.I), которое обрисовало мне картину твоей праздничной жизни. О какой Тане, которая прошла только три класса, ты говоришь, я не понял… Сцена с Ейкой – прелестна. Почему Назаренко так долго не едет, придется мне его покрывать, иначе ему может сугубо достаться. Относительно, напр[имер], Маслова, мне пришлось писать какую-то «официальную» ерунду. Теперь всего боятся, кажется, собственной тени. Сейчас у меня новый адъютант – Ник[олай] Вас[ильевич] Бардин, нашего полка. Говорит с развалкой, но производит хорошее впечатление.

Итак, жен, даст Бог увидимся и наболтаемся… Готовь вопросы и готовься к ответам, а я буду делать тоже самое. Думаю, что это письмо придет раньше того, которое я послал сегодня утром и которое у меня вышло немного траурным… полагаю, что числа 23–24.I оно тебя достигнет. Если нет, ты и сама поймешь телеграмму. Давай губки и глазки, а также цыплят, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

19 января 1916 г.

Дорогая моя и бедная моя женушка!

Как же это [ты] умудрилась простудиться и заболеть, а 2) как же это ты задумала это скрыть. Целую жизнь мы с тобой спорим: я – все надо открывать друг другу; ты – во имя разных там хитрых соображений кое-что надо и скрыть… и все ты остаешься при своем. Упуская из виду, что к доносчице Татьянке теперь присоединяются доносчики Кирилл и Евгений. По крайней мере, этот в своем письме поставил вопрос ребром и, удивительно, не забыв назвать твою болезнь («ангина»), тем все мне ясно представил… из писем папы, Тани и из доклада Назаренко ясной картины я вынести не мог.

Впрочем, я должен начать сначала. Два часа тому назад я уже хотел взяться за перо, но ты мне все мешаешь: прислала мне ноты, и я вою без умолку… кричу, кричу про гусаров-усачей, а затем начинаю подвывать, что фиалок уж нет… Будь один романс, может быть, устал бы, а их два и разные: на одном устану, отдыхаю на втором… А ты – не знаю, заметила ли, если я налажу петь что-либо, то это продолжается довольно долго… Но и это еще не начало. Сегодня утром получил три твоих посылки, посланные, вероятно, в разные времена, а полученные сразу, при них четыре открытки от 6, 7, 9 и 11 января (ни в одной из них, вероятно, по рассеянности, ни о какой болезни… правда, первое письмо было написано какими-то подозрительными каракулями); едва мы успели их раскрыть и высказаться с Осипом (он был рад, как ребенок… я держал себя сдержанно, как мне и подобает) по их содержанию, как вваливается с ящиком Назаренко. Но тут уже пошла канитель: Наз[аренко] начал рассказывать, а мы пятеро обступили его кругом и слушали… пятеро: я, Осип, Трофим, Кара-Георгий и Иван (денщик адъютанта). Назаренко немного стеснялся пред десятью глазами, которые его ели бесцеремонно, но все-таки старался ответить на все вопросы. Когда он, по слабости психологических знаний, начал было говорить, что он с Таней ходил в театр, то одного из слушателей передернуло надвое, и, нервно хихикая, он бросил фразу: «Ишь, кавалер нашелся…» Но подошли другие темы, и вновь пять ртов заняли свое полуоткрытое состояние. Наз[аренко] подробно описал твою болезнь (конечно, как и нужно ожидать, она приключилась на почве постоянно практикуемого человеколюбия)…